Кровавый след бога майя

День выдался жарким. Очередной скучный, вопящий о радости жизни день. Такими они казались Агнессе со времен консерватории. Лето и весна радовали в детстве, а потом только острее заставляли почувствовать собственную неполноценность. Подружки бегали на свидания, целовались, им объяснялись в любви, у них случались трагедии на почве неразделенных чувств, они выходили замуж, по бульварам и проспектам гуляли парочки, а Агнесса бродила отвергнутая всеми, как прокаженная. Обида и горечь всегда охватывали ее в это время года. Нелюбовь к лету она сохранила со студенческих времен на всю жизнь.

Но сегодня настроение у нее было на редкость хорошим. Агнесса даже выползла посидеть на лавочке и сейчас с удовольствием нежилась в лучах ласкового северного солнца, щуря глаза и бездумно улыбаясь. Из полусонной неги ее вывел незнакомый голос. Агнесса открыла глаза и попыталась разглядеть нарушителя покоя.

— Капитан Мирошкин. Мы с вами на днях беседовали.

— Ах да. — Она недовольно вздохнула. — Чем обязана?

— Хотел поговорить о вашем покойном брате.

— Я все уже сказала. Мы почти не общались, подробности его жизни мне неизвестны.

— Насколько я понимаю, и вы, и покойный работали в консерватории? — Мирошкин решил не отступать.

— Да, но это ничего не значит.

— По вашему собственному утверждению, музыкальный мир тесен, все на виду, а тут единокровный брат. Ни за что не поверю, что до вас не доходили слухи о нем.

— Не верите? — Агнесса усмехнулась. — Тогда поспрашивайте людей. Влад был пустым местом, о нем просто нечего было сказать.

— Хорошо. Расскажите, пожалуйста, о вашей семье и о коллекции. — Капитан зашел с другого бока.

— Коллекцию собирал мой дед, профессор востоковедения, — без энтузиазма начала Агнесса. — Она формировалась с середины 1920-х годов до конца 1940-х. Когда у отца появилась возможность, разумеется, уже в зрелые годы, он пополнил ее несколькими ценными экспонатами. После его смерти коллекция перешла в нашу коллективную собственность — мою, Влада, Леонида и его матери.

— Это, простите, как? — наморщил лоб Мирошкин.

— Эта коллекция принадлежит не одному человеку, а всей семье. Мы могли распоряжаться ею и ее отдельными предметами только сообща. Продать, обменять, выставить — для всего требуется единогласное решение. Но хранится собрание целиком в доме деда, в квартире, где жил Владислав.

— Интересно. И как это происходило на практике?

— Да никак. Никто из нас не собирался ничего продавать из дедова собрания. Все мы хотели сохранить его в целости. Иногда мы выставляем отдельные предметы, но только в серьезных музеях и галереях и с гарантией абсолютной сохранности.

— Выходит, Владислав Юрьевич был в вашей семье кем-то вроде штатного хранителя?

— Можно сказать и так. Но это все не означает, что мы часто встречались или устраивали ревизии. У нас есть доверенное лицо, я уже говорила. Этот человек занимается делами коллекции: ее сохранностью, выставками, договорами со страховщиками и прочим.

— Вероятно, такие услуги недешево стоят? — Мирошкин как бы невзначай скользнул глазами по убогому наряду собеседницы.

— Эти услуги в основном окупаются выставками. Однажды нам пришлось продать старинную табакерку, и это надолго решило вопрос с оплатой поверенного.

— С Леонидом Аркадьевичем вас, вероятно, связывают более близкие отношения, чем с Владиславом?

— Если считать единицей отсчета наши отношения с Владиславом, то у меня даже с местным сторожем они более близкие, — съязвила Агнесса. — За последние две недели мы со сторожем беседовали чаще, чем с Владиславом за последние двадцать лет.

Любопытная семейка.

— А у Леонида Аркадьевича с Владиславом сложились отношения?

— Думаю, примерно так, как и у меня. Хотя дядя Леня в силу своей природной общительности интересовался им больше. Поздравлял с праздниками, иногда приглашал в гости — кажется, безуспешно. Сам Леня тоже у него бывал.

— Откуда вам это известно, если вы не общались с братом?

— Дядя Леня рассказывал. Звонил и отчитывался: «Вчера заезжал к Владиславу, у него все в порядке».

— Что ж, если вам больше нечего добавить, благодарю, что уделили мне время. — Капитан поднялся.

Не хочет Барановская откровенничать — не надо, обойдемся без нее. Вон сколько народа шныряет за кустами, и у каждого ушки на макушке.

— Добрый день, Дмитрий Гаврилович! — Капитан отыскал своего недавнего собеседника.

— А, господин полицейский! Здравия желаю. — Композитор устроился в пластиковом кресле у коттеджа. — А я вот новости просматриваю. Внучка планшет подарила, так я, извольте видеть, даже газеты перестал покупать: все здесь. А как ваше расследование? Нашли хулигана, который толкнул Владислава Юрьевича под поезд?

— Пока нет. Но ищем.

— А ко мне по какому вопросу? — Он сдвинул очки на кончик носа.

— Вы хорошо знакомы с семьей Барановских, вот я и понадеялся, что расскажете о них, — попросил капитан, присаживаясь на ступеньки коттеджа.

— Не согласен с формулировкой. Я знаю не семью, а о семье.

— Хорошо, пусть так.