Кровавый снег декабря

— Тогда-то, может, и не хотел. Может быть, и сейчас не хочет. Но мне доподлинно известно, что наследник шаха и главнокомандующий персидской армией Аббас-Мирза желает войны. Наследник молод. Сейчас он является наместником в южной, иранской части Азербайджана. Но он хотел бы заполучить себе Эривань и Гулистан. Аббас-Мирза уже присылал ко мне беклербека Тавризы Фейтх-Алихана вместе с инженерами — якобы для размежевания пограничных территорий. Беседой своих вельмож со мной наместник остался недоволен. Шах не будет против того, чтобы началась война. Аббаса-Мирзу поддерживает духовенство. Мирза-Мехты, муштенда его наместничества, обещал привести пятнадцать тысяч мулл для войны с неверными, то есть с нами. Покамест аппетиты Ирана распространяются только на Азербайджан. При наместнике обретается ещё беглый грузинский царевич Александр Ираклиевич, который мечтает отменить Георгиевский трактат о присоединении Грузии к России. Говорят, он до сих пор зол на своего отца — Ираклия II, который и заключил сей трактат. У царевича достаточно сторонников в Грузии. А если он получит ещё и армию… Словом, война с Ираном неизбежна. Я ещё летом писал депешу государю императору, просил к весне сего года прислать в подкрепление дивизию пехоты и несколько казачьих полков. Мне обещали. Теперь, как я понимаю, подкрепления не пришлют… Пока ещё не всем известно о событиях на Сенатской площади, но война готовится. А когда узнают? Узнают скоро, уж Англия-то об этом позаботится. Но есть ещё и Оттоманская империя. Пока она и Иран спорят между собой, воюют в приграничье. А далее? В этом случае под угрозой окажется Армения. Людей — мало. Продовольствие из России также присылаться не будет. Покупать его на Кубани и на Ставрополье не на что. Но самое главное — у нас нет оружия и боеприпасов. Так что, братец мой, Вильгельм Карлович, мой корпус окажется против армий двух государств. И это не считая горцев и всех тех, кто недоволен Россией в Закавказье. Как вам, следует ли мне уходить отсюда?

— А что вы собираетесь делать? — прошептал поражённый Кюхельбекер. — Вы все погибнете здесь. Не лучше ли увести войска?

— Увести, — горько улыбнулся Ермолов, ставший выглядеть ещё старше. — Уйти в Россию, оставив Кавказ, Грузию и всё остальное? Оставив христиан на поругание? Оставив тех из мусульман, которых мы обещали защищать? Нет, голубчик. Уж лучше умереть здесь. Чтобы не видеть того, что будет дальше. Потому что ежели мы сейчас уйдём, то потеряем не только Кавказ и Грузию, а начнём терять и саму Россию. Кавказ — это горловина между мусульманами и христианами. Кубанские казаки без России долго не продержатся. А потом? Крым, который воевали сто лет. Потеряем Азовское, Каспийское и Чёрное моря. Да и, думается мне, это ещё не всё.

— Так точно, — был вынужден признать Вильгельм Карлович. — В Польше неспокойно.

— Вот-вот, господа якобинцы. Из-за вашей революции от матушки-России скоро останутся, как от того козлика, — рожки да ножки. Так что возвращайтесь в Петербург. Провожатых я вам дам. Бумаги выправят, чтобы, не дай бог, ежели с царскими войсками встретитесь, не повесили на первом суку. А всем этим «временщикам» скажете: Ермолов, мол, отказался. Не будет он ни на чьей стороне, потому что иначе не за что вам и воевать друг с другом будет.

— А всё же, Алексей Петрович. Что вы собираетесь делать?

— Что-нибудь да буду. На месте сидеть, ждать, пока Аббас-Мирза придёт да будет русских за Кавказ выгонять — это уж точно не буду. А там — уж как Бог даст!

Часть вторая ПЛАМЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ КРЕПОСТЬ ПЕТРА И ПАВЛА

Январь — март 1826 года. Санкт-Петербург

По меркам Великой французской революции судить, так в казематах Петропавловской крепости народа сидело немного. В Консьержке в славные дни держали по сто-двести человек в камерах, предназначенных на десятерых. Правда, помещения регулярно освобождались. У нас, слава богу, до этого не дошло. Пока не дошло…

Трибунал, созданный членом Временного правительства подполковником Батеньковым, трудился на совесть. Правда, никого не вешали и не гильотинировали, а лишь арестовывали. В первую очередь задержали тех, кто смалодушничал во время Декабрьской революции: капитана Якубовича и полковника Булатова. На Якубовича был зол председатель правительства — полковник Генерального штаба Трубецкой. Из-за «карбонария» едва не сорвался весь чётко проработанный план восстания. Да и потом, капитана видели то рядом с каре, то среди свиты Николая.