Кровавый снег декабря

— Ну, мне интересно услышать из первых уст, — строго посмотрел Михал Михалыч на генерала, отчего тот несколько смешался.

«Дела! Карл Иванович — и тушуется перед штафиркой!», — подумал Клеопин, а вслух сказал:

— Вы бы, сударь, представились. Почему я должен отвечать первому встречному?

— Извольте, — охотно откликнулся статский. — Член Временного правительства. Председатель Правительственного Сената Сперанский. Можете называть просто — Михаил Михайлович.

— Насколько я помню, главой Правительственного Сената является князь Голицын, — усмехнулся Николай. Оказалось, что сделать из-за боли это было чрезвычайно трудно.

— Это, молодой человек, мелочи. Главное, я — законный глава, скажем так, законодательной власти.

— Да что вы нашему лейб-егерю голову морочите? — вмешался князь Трубецкой. — Он же человек военный. В различные политические тонкости вдаваться не научен. Так ведь, Николай, кажется, Александрович? Мы ведь с вами знакомы, не правда ли? Моя супруга о вас очень хорошо отзывалась. Дескать, какая же замечательная пара — юный герой-«кавказец» и Леночка Щербатова! Кстати, как ваша невеста поживает?

На этот вопрос Николай решил не отвечать. Да князь и не ждал ответа.

— Итак, — выдохнул Бистром. — Всё-таки отвечайте, штабс-капитан, зачем вам всё это понадобилось? Усилить мятежников? Или решили отбить Мишкину супругу — Великую Княгиню Елену?

— Её Императорское Величество Елена Павловна — супруга императора Михаила, — твёрдо поправил Клеопин, — нашего законного императора.

— Ну, господин полковник, насчёт законности — вопрос спорный, — улыбнулся Сперанский. — Вы, разумеется, не велика птица, чтобы я тут перед вами распинался, но замечу, что иностранные государства уже готовы признать законность Временного правительства.

— Ну, ещё бы да не признали, — согласился Клеопин. — И Франция радёхонька, а уж про Англичан — так и вообще молчу. Только вот скажите, господа... генералы, за что же вы с Россией-то так?

— Я, штабс-капитан, за Россию воевал ещё тогда, когда ты под стол пешком ходил! — вспылили Бистром. — У меня ран на теле больше, чем у тебя... естественных отверстий...

— А теперь, стало быть, можно её и под нож пускать? А раны-то как, не беспокоят? Или вы своими ранами своё предательство окупили?

— Ха, — неожиданно сказал Сперанский. — Я ведь теперь понял, почему у того прапорщика нервы сдали.

— Какого прапорщика? — заинтересовался Трубецкой.

— Некий прапорщик, фамилию не припомню, был отправлен с господина Клеопина показания снять. Так оный Клеопин его так из себя вывел, что бедный прапор с саблей бросился, — пояснил с улыбкой Михал Михалыч.

— Вот, значит, откуда у него шрамы, — вгляделся в Клеопина Бистром. — Дерзок ты, штабс-капитан.

— Полковник, — поправил генерала Николай. — Вы же, Карл Иванович, были генерал-лейтенантом, а теперь — генерал от инфантерии. Да и князь Трубецкой, помнится, полковником был. Всех собачек, наверное, в генералы произвели.

— Надо было этому прапору тебя насмерть зарубить, капитан, — устало сказал Бистром, неласково прищурив левый глаз.

— Надо было, — согласился Клеопин. — По крайней мере, сейчас бы я с вами не разговаривал.

— Ладно, господин... полковник, — сказал Трубецкой. — Мы о вас кое-что знаем. Честный офицер, присяге изменить не захотели. Я лично уважаю. Думаю, что и все остальные со мной согласны. Но всё-таки? Какова цель вашего демарша?

— А вы как считаете? Вы же как-никак штабист Генерального штаба...

— Ну, как штабист, — медленно, взвешивая каждое слово, ответил князь, — и как начальник Генерального штаба я считаю, что ваш рейд имел целью отвлечь наше внимание. И мы, откровенно говоря, забеспокоились: а не будет ли кроме вас атаки более крупных сил. Согласитесь, полковник, с вашей горсткой затевать атаку на укрепления — безумие...

— Считайте, князь, что это и есть безумие, — согласился Николай. — Надоело, знаете ли, без дела сидеть. А вы, господа, разве не безумцы?

— С чего бы? — удивлённо воззрился на него Сперанский. — Изложите.

— В сущности, ваша власть преступна. Это — первое. Второе — вы захватили власть в отдельно взятом городе. Вся остальная Россия — против вас. На что вы рассчитываете?

— Мы, молодой человек, рассчитываем на то, что очень скоро Россия поймёт, что законной властью являемся именно мы, — мягко сказал Сперанский. — За нами — закон и армия. И сидим-то мы не в простом городе, а в столице Российской республики. Ну, кроме того, за нами Новгород и Псков. Знаете, полковник, это примерно двести тысяч квадратных вёрст. Половина Франции. А уж Пруссий и Саксоний разных — так на две-три наберётся. В сущности, мы можем быть и отдельным государством.

— Стало быть, Россию раздерёте, — угрюмо высказался Клеопин. — Так чем же вы лучше Наполеона? Или Гришки Отрепьева?

— Это, Николай Александрович, мера временная, — спокойно сказал Трубецкой. — Тем более что на сегодняшний день Российской империи уже и не существует. Разве не так? Кавказ скоро туркам отойдёт, ежели уже не отошёл, Малая да Белая России — Польше и Австрии. То, чем управляет Михаил Романов, — это уже не империя.