Кровавый закон (СИ)

Девушка отстраненно посмотрела на заходящее солнце. Небо окрашивалось в нежно розовый цвет, а где-то виднелись оттенки и темнее. Олиф знала, что пройдет еще немного времени и закат станет кроваво-красным, а прямо посередине будет выглядывать солнце, освещающее землю последними лучами, которые не то, что не согревали, даже не касались песка. Просто дарили последний свет, прежде, чем главенствующее место займет круглая и по-своему «сочная» луна. А затем в пустыне станет так холодно, что продрогнут все конечности. Волосы отчасти покроются инеем. И кто-то из Изганников заснет в эту ночь, и больше уже не проснется.

Олиф повернула голову к змею.

— Почему они так долго?

Кнут лишь фыркнул в ответ, скорее выпуская пар из ноздрей, нежели отвечая. Его морда осунулась, веки начали тяжелеть. Змей не шевелился, но в его глазах читалась жалость. Он, конечно, тоже надеялся на лучшее, но все-таки был скорее реалистом. Здравый смысл подсказывал, что еще немного, и надеяться уже будет бессмысленно.

Олиф обессилено легла не песок. Тот остывал на глазах. Спустя несколько минут лежать стало холодно и к тому же жестко. Что ни говори, но она уже приноровилась спать на твердой, но все-таки перине, и песок казался каким-то неестественным.

Периодически дул прохладный ветерок, предвещающий песчаную бурю. По печальному опыту Олиф уже знала, что надвигается она медленно и неохотно. Пески, подталкиваемые редкими порывами воздуха, поднимались ввысь и оседали на теле девушки. Постепенно она превращалась в песчаный кокон.

— Интересно, если не двигаться, меня тут засыплет песком? — вырвалось у нее.

Ответом ей было молчание.

Кнут, наверное, не знал, что на такое сказать. Или просто не хотел отвечать. Похоже, его характер не изменяет ему даже тут, на воле.

— Как ты думаешь, они живы? — спросила Олиф спустя некоторое время.

Кнут снова ничего не ответил. Девушка вздохнула. Она, в общем-то, тоже не была настроена на разговор. Однако, несмотря на это, все равно задала еще один вопрос:

— Ты же ненавидишь Лекса с Ринслером, почему же согласился довести меня?

Кнут молчал.

На этот раз девушка обижено села, нарушив свое обещание, мысленно данное самой себе: не шевелиться, пока не появятся «отважные герои».

Змей наполовину зарылся мордой в песок. Глаза были закрыты, а тело вздымалось так часто, что сразу стало понятно: ему очень, очень тяжело дышать.

— Кнут, что с тобой?! — испугалась Олиф.

Она быстро поползла к змею. Тот даже не открыл глаз.

— Кнут, скажи что-нибудь!

Но он молчал. Олиф не была специалистом по вопросам странного поведения змей, но сейчас отчетливо поняла, что его чешуя потемнела, и начала оседать, словно морщинистое лицо у семидесятилетнего старика.

— Кнут!!

Она подползла к нему вплотную, коснулась змеиного тела и ошарашено посмотрела на свою руку. В ней остались два чешуйчатых лепесточка.

— О Берегини, Кнут, что происходит?! — вскричала Олиф.

Это было не похоже на какую-то песчаную болезнь, и уж солнце с жарой тут точно были не причем.

— Кнут, ты слышишь меня?! Ответь, пожалуйста, ответь!!!

«Слышу, — прозвучал в голове тихий голос. — Я тебя слышу».

— Что с тобой?!

Олиф вскочила на ноги, подбежала к морде змея и села прямо напротив. Но Кнут не открывал глаз. На секунду ей показалось, что его тело иссохло на жаре. Но этого просто не могло быть: змеи были приспособлены к солнцу, Олиф знала это.

Девушка вновь вскочила на ноги, пытаясь докричаться до змея. Она делала несколько неловких шагов сторону, наклоняясь ближе к его телу, но, не осмеливаясь снова дотронуться до чешуи, и кричала, что есть мочи. Она не понимала, чем это сможет ему помочь, но что еще можно сделать, просто не знала.

— Кнутик, родной, пожалуйста, очнись! Это несмешная шутка! Пожалуйста, хватит!

Она сделала пару неловких шагов в сторону, и замерла на месте. Ей вдруг показалось, что в одну секунду на небе образовалась огромная туча и выпустила в нее самую сильную молнию.

Олиф была права: это не «солнечная болезнь». Змеи не умирают от солнца. Зато они умирают от стрел.

В левом боку Кнута торчало около десятка деревянных кончиков, с красными перышками.

Девушка покачнулась на месте. Все это время она тут сидела и распиналась, как же ей хорошо на свободе, как же она счастлива, и как же поскорее хочет вернуться домой, на землю. Она бегала к Песчаной Завесе. Она кричала на всю пустыню о том, что наконец-то свободна. Она жаловалась на Лека и Ринслера, боялась, металась из стороны в сторону. Она говорила о том, как же хочет, чтобы это поскорее кончилось. Она думала о своей семье, как они ее встретят, и примут ли вообще.

А Кнут в это время умирал. Лежал рядом, в нескольких локтях от нее, и медленно умирал. Улыбался, отвечал, и умирал.

Олиф упала на колени.

— Почему ты не сказал? — голос ее подвел: дрогнул и охрип. Она выдавила из себя эту фразу шепотом.

«Все хорошо», — тихо ответил он.

Казалось, что его голос медленно уплывает, и постепенно отдаляется за толстую стену, становится все тише… и глохнет… глохнет… глохнет.