Кровник (пенталогия)

— Да какая, к ебеней маме, подружка! — аж взвизгнула бабуся, и явно различимые нотки торжества по поводу соучастия в чужой интрижке прозвучали в этом взвизге. — Ну ты, значит, того, совсем дурак, что ли? Ай-я-я-я… Подружка!!! Слушай, да кто ж такая-то стервоза-то, а? Я ж их, почитай, всех знаю, баб, значит, в смысле, которые тута работают, — тычок в сторону двери.

— Танька-секретчица?

Я отрицательно помотал головой.

— Светка из строевой?

Опять мотнул, почувствовал, что краснею.

— Так-так… У Вальки муж военный… Надежда, баба солидная, не пойдет на такое… Так-так… Людка-кладовщица?

— Хватит издеваться! — не выдержав, возопил я, по-моему, оскорбленному мужу как раз таким образом и пристало реагировать на столь беспардонное перебирание его личного грязного белья. — Вы соглашаетесь или нет? Если нет, я пойду к кому-нибудь другому обращусь.

— Да сиди хоть целый месяц слушай! — торопливо протараторила бабуся, обиженный тон у меня получился что надо. — Сиди, плати полтинник да двойку накручивай каждые две минуты. Мне-то что, не хочешь говорить, как хочешь…

— Зачем двойку каждые две минуты? — угрюмо буркнул я, накручивая двойку. — Набрать один раз и слушать. Что, нельзя?

— Так каждые две минуты соскок идет, — пояснила бабуся, сердобольно глядя на мой стриженный коротко череп, — видимо, надеялась отыскать там видимые признаки ороговения.

— Набрал, слушай, через две минуты отбой, опять набрал… Молочка тебе принести, сударик?

— Валяйте, — тяжко вздохнув, разрешил я, доставая из кармана полтинник. — С сегодняшнего дня и начнем…

Пока я заседал у военной телефонистки и каждые две минуты дисциплинированно накручивал двойку, Джо и Север скучали в «Ниве» неподалеку от КПП воинской части, Сало и Барин аналогично скучали на окраине города, тож в «Ниве», а полковник непреднамеренно вкушал алкоголь с пенсионером ГУЛАГа.

Нет, состав экипажей поменялся вовсе не из-за острого нежелания Шведова выслушивать дребезжание Джо, принимавшее в последнее время хроническую форму. Просто полковник хотел собственнолично зафиксировать момент появления в сфере нашей жизнедеятельности горячо любимого Зелимхана и никому не желал уступать пальму первенства в этом вопросе.

Да, в ту пятницу мы таки выпасли новую перевалочную базу коридорной группировки, и, как прозорливо предполагал полковник, не без определенных сложностей. И машины разделились, и петляли по городу, проверяясь, как всамделишные шпионы, а под занавес какая-то скотиняка (но не Аюб, а некто другой, гораздо хилее организмом) вылезла из грузового «уазика» и заскочила в придорожное кафе. Хорошо, что мы не поперлись следом, а наблюдали со стороны: скотиняка минут пять потрепалась с продавцом, кавказцем тож, — прихватила кастрюлю с бастурмой[64] килограммов на пять и через черный ход просочилась на улицу.

А продавец, пособник мерзкий, в это время вроде бы ненароком вышел на крыльцо парадное и закурил. Проверились, стало быть. Ну-ну…

В конечном итоге обе машины благополучно прибыли в глухой пригород Стародубовска и совместно заехали в расположенную на отшибе добротную усадьбу с высоченным забором.

А дальше было все по стандартному плану: яркий фонарь во дворе зажегся, оживленный галдеж поднялся, чего-то куда-то таскать начали, потянуло аппетитным шашлычным дымком.

— Умеют жить, сволочи, — растроганно констатировал полковник. — Умеют. Но ничего, это ненадолго. Мы это дело поправим…

В плане организации наблюдения за усадьбой Аюба возникли определенные сложности. Дальняя окраина города, конец улицы, плавно преобразующийся в лысый пустырь. На десять соседствующих дворов имеются четыре машины, каждую из которых все тут знают, что называется, в лицо. Некуда «Ниву» поставить, сразу возникнут ненужные вопросы, чреватые провалом всей операции.

Ближайшая возвышенность, представленная в виде пологого лесистого холма, расположена на удалении трех километров, а потому использованию не подлежит: стереотрубы стократной у нас нет, а чтобы хорошенько рассмотреть лицо человека, необходимо подобраться к нему как раз метров на тридцать. А нам нужно было именно лицо, никак не меньше.

Кроме всего прочего, ученые горьким опытом абреки организовали поверхностное круглосуточное наблюдение за прилегающей территорией. Поверхностное, это в том смысле, что на крыше. В торце крыши располагалось большое чердачное окно без стекол, а у окна этого кто-то постоянно сидел: то дымок оттуда вился сигаретный, то огоньки зажигались, а порой стекла характерно поблескивали, сообщая взору специалиста, что наблюдатель оснащен оптикой.

Судьба была благосклонна к нам. Как часто бывает в таких, казалось бы, безнадежных случаях, брешь в тотальной обороне противника обнаружилась практически на ровном месте. Имела эта брешь от роду шесть с лишком десятков годков, устойчивое пристрастие к алкогольсодержащим напиткам, звалась дядей Васей и, что самое важное, проживала по соседству с супостатовой усадьбой.