Кровные чары

Голова отсутствовала. Остатки пропитанной кровью рубахи были раскинуты в разные стороны от туловища, точно порванные крылья. Грудину вспороли так, как опытные мясники поступали с бараньими тушами: разрубали по линии солнечного сплетения и раздвигали ребра в сторону, чтобы изъять внутренние органы. Стефани видела сломанные кости. Живот выдрали. Немного дальше от несчастного лежали лоскуты кожи и части кишок. Левая рука была вывернута под неестественным углом в локте, вторая, оторванная в плечевом суставе, валялась ближе к колоде[17]. Мертвецки бледные скрюченные пальцы держали топор. Ноги оставались раскинуты в стороны.

Стефани видела разное, но представшее кровавое зрелище вынудило ее желудок сжаться в позыве. Она сдержалась, уведя взгляд в сторону. Пальцы крепко стиснули выданный платок и принялись перебирать его.

* * *

Эдриан медленно вел изучающим взглядом от основания шеи до пояса трупа. Ему вспомнилось одно из первых дел в Лормоне, где на мужчину натравили собак. Тело разорвали на куски и обглодали. Это был акт тупой агрессии, неутолимой жажды или безумной ярости. Никакой выверенности, никакой избранности. Собаки просто растерзали жертву в клочья. Здесь же действовали иначе. Как и при других нападениях, голова жертвы отсутствовала. Либо ее сожрали, либо забрали с собой. Ноги остались целыми. Волк откусил только ту руку, в которой находилось оружие. Выел живот, полакомившись сердцем, печенью и почками. Остальные внутренности растянул по земле. При этом вокруг царил хаос из волчьих следов. Эдриан, конечно, не был прославленным охотником, однако не мог представить, зачем бы животное так металось.

Все это время Ажен рассказывал о том, что уже сделали жандармы, выдвигал первичные версии и рассуждал о том, что пора бы устроить в лесах облаву на стаю волков-людоедов.

Эдриан слушал старшего дознавателя вполуха, выискивая на теле жертвы что-то необычное. То, что остальные могли не заметить. Его взгляд остановился на серых штанах. Среди пятен крови, каких-то старых жирных подтеков и грязи он различил очертание следа, точнее, всего лишь его часть. При этом фрагмент отпечатка оказался настолько огромным, что не шел ни в какое сравнение с обычным волчьим следом. И вот теперь ему требовалось мнение юной охотницы, что так настойчиво предлагала свою помощь.

– Мадемуазель, подойдите сюда. – Он поманил девушку рукой.

– Месье, неужели вы заставите мадемуазель рассматривать труп? Вы поступаете дурно! – тут же высказался Ажен. – Я бы не допустил такого…

– Мадемуазель сама выразила желание поучаствовать в осмотре. Почему я должен препятствовать этому? – отрезал Эдриан.

Стефани вымученно улыбнулась. Она была искренне благодарна интенданту за то, что он прислушался к ее желанию. Решил дать шанс. Однако вблизи растерзанный труп выглядел совсем устрашающе. Она во всех деталях рассмотрела позвоночник и окровавленные разорванные кишки. Мутило, но девушка держалась.

– Фоле! Ты забываешь, что наша госпожа – прекрасная охотница. А еще отлично разбирается в следах, – возмутился молчавший до этого жандарм. Он говорил со старшим дознавателем грубо и с толикой презрения.

– Просто я считаю, что мадемуазель не пристало рассматривать изъеденные трупы. Тем более так тщательно. – Ажен скрипнул зубами. – И думаю, что господин граф согласился бы со мной. В любом приличном обществе юным девушкам запрещено смотреть на подобное.

– Как отрадно, месье, что тут не бал с надушенными господами. Я не дворянин, к приличному обществу, о котором вы говорите, не отношусь. Здесь место преступления. И я не собираюсь изображать, что могу решать за графа и его дочь, что им надлежит видеть. Знаете ли, я уважаю желание мадмуазель помочь в расследовании. Не лезу в ее личные дела и не строю из себя няньку, которая решает за нее, что делать надо, а от чего стоит воздержаться, – холодно отозвался Эдриан.

Стефани ошеломленно слушала перепалку. Немногие относились к ней с такой серьезностью. Чаще всего ухажеры быстро начинали проявлять властность, считая ее за куклу, которая вместо вышивания выучилась стрельбе и фехтованию. Они принимали ее специфичные навыки за избалованность и думали отнять это после «удачного завершения дел».

В шато есть пара ходов, обычно скрытых от гостей, из которых хорошо слышно, о чем переговариваются пришедшие на бал и готовые свататься господа. Ниши в бальном зале и гостиные лишь создавали видимость приватности. На самом деле возможности подслушать были лишены лишь хозяйские комнаты. Обычная предосторожность из того времени, когда строилось шато. И о ней, конечно, все знали. Но никто из перспективных кавалеров не видел в своих словах ничего предосудительного и тем более не думал, что Стефани позволено разгуливать, где ей вздумается, и вслушиваться в мужские разговоры.