– Я и говорю! Отстань от меня!
Я трясла ее за плечи, не замечая этого.
– Эли, – сказал Дэвид, рассерженно обернувшись от кухонной плиты. – Перестань сейчас же! Веди себя прилично!
– Но конспект еще утром был в моей комнате! – еле сдерживаясь, возразила я.
– Значит, надо быть аккуратнее – у тебя книги валяются по всему полу! Оставь младшую сестричку в покое и иди поищи получше. Я готовлю ужин, а твоя мать задерживается на своих вечерних курсах!
Родной отец понял бы меня, мстительно подумала я.
Когда наконец вернулась мама, устало потирая слипающиеся глаза и вяло отбиваясь от претензий Дэвида («Ты сегодня пришла позже, чем обещала»), она тоже ничем не смогла помочь.
– Это твоей сестры, – сказала она, увидев, как я беру тетрадь Китти по английскому.
– Просто проверяю, – отозвалась я.
А потом я услышала из-за двери комнаты Китти мамин голос:
– Конечно, я тебя люблю! Младший ребенок для своей матери особенный, ты же это знаешь.
На следующий день я пошла на экзамен, не повторив важный материал. Строчки рябили перед глазами. В голове было пусто. Точно не сдам, думала я.
Но хуже всего было открытие, что для мамы я никакая не особенная.
Одно утешение: ночью я проснулась от тянущей боли в животе. Началась менструация.
Глава 36
Элисон
Что нужно для ночевки в тюрьме? В камерах холодно, мои мужчины часто на это жалуются. А в камере будет туалет или придется пользоваться общим?
– Толчки тут просто дерьмо, – ворчал один из «студентов», не заметив каламбура. – Нормально не облегчиться!
Не заставят же меня пойти в мужскую комнату! Или это часть проекта?
С тяжелым сердцем я положила еще один теплый свитер и несколько чистых трусов на всякий случай. Во что я позволила себя втянуть?
Но приподнятое настроение не давало страху взять верх: может, сюда меня привела судьба!
Ночью сон не шел. Заснув, наконец, я видела во сне скрипичные футляры и косички, и кто-то все время повторял: «Поторопись, мы опаздываем».
В шесть утра прозвенел будильник, и я, вздрогнув, проснулась. Сегодня я буду ночевать в тюрьме.
– Сюда, мисс, – сказал охранник. Мы шли по узкому коридору мимо заключенных, не пытавшихся скрыть любопытство. Корпус, где мне предстояло ночевать, напоминал разваливающееся бунгало с номерами по обе стороны коридора. В воздухе стойкий мускусный запах. Сыро. На стенах темные пятна. – Вот ваша камера.
В его интонации угадывалось: да, да, ваша, а не моя…
В камере стояла металлическая кровать, под ней картонная коробка и ночная ваза.
– Коробка вам для одежды, мисс, а горшок сойдет за туалет. Хотя я бы посоветовал потерпеть до утра.
Меня передернуло. Горшок был с коричневыми следами внутри. Я быстро задвинула его обратно.
К моему удивлению, у зарешеченного окна с ветхими занавесками стоял маленький письменный столик.
– Что сейчас по расписанию? – спросила я.
– Свободное время, – охранник оставил дверь открытой. – Можете пойти в рекреацию, сыграть в карты, поговорить. Телевизор поглядеть.
– Одна?!
– Я обязан оставаться с вами до отбоя. Приказ начальника тюрьмы.
У меня вырвался вздох облегчения.
Охранник заметил мои альбомы, и в его глазах вспыхнуло любопытство.
– Если вы меня нарисуете, я не буду возражать.
Я догадалась, что ему этого просто очень хочется. А что, прекрасная идея! Я быстро сделала набросок и пошла за охранником в рекреацию.
Несколько заключенных лежали на диванах или, развалившись, сидели на потрепанных стульях. Некоторых я знала по урокам, но вместо привычного дружелюбного отношения они сверлили меня взглядом, будто я зашла в мужской клуб (что я, по сути, и сделала).
– Для тех, кто не в курсе, – начал охранник. – Это Элисон, наша художница. Она будет рисовать то, что здесь увидит.
– Хочешь сходить со мной в душик, детка? – ухмыльнулся крупный толстяк, которого я видела впервые. – Вдохновения наберешься по самые гланды.
– Мечтай, – фыркнул другой заключенный.
По спине у меня потекла струйка пота.
– А ну, прекратить, – прикрикнул охранник. – Ведите себя прилично.
Кто-то включил телевизор (шел повтор «Выжить любой ценой»), и все вроде бы потеряли ко мне интерес. Карандаш проворно скользил по бумаге, и это успокаивало. Мои ученики делали первые неловкие наброски, я помогала, предлагая провести линию здесь или там. Начало темнеть. В животе у меня заурчало: чая с тостом и яичницы оказалось недостаточно.