Когда я подала заявление в третью школу, возникли вопросы. Почему я так мало продержалась на прежних местах? Может быть, меня не привлекает работа педагога?
– Слушай, может, у тебя со взрослыми получится? – сказала одна из учительниц, когда я пришла за рекомендациями. – Мы как раз ищем кого-нибудь на вечерние курсы витражного стекла. Это же твой конек!
И это у меня в самом деле получилось. Шли годы. Я преподавала в нескольких художественных колледжах, приобретя некоторую независимость (так гораздо лучше, чем работать в одном месте), и вела собственные курсы. Я зарабатывала достаточно, чтобы платить за жилье, а остальное отдавала матери: дом инвалидов обходился дорого, хотя нам в конце концов и выплатили страховку.
Во время одного из моих редких визитов я начала рассказывать Китти о своих студентах, и вдруг ее здоровая рука резко подалась вперед и врезала мне прямо под глаз. Щека сразу опухла.
– Китти, – одернула ее одна из медсестер, – ты плохо себя ведешь!
Нет-нет, хотелось мне сказать, все нормально.
А Китти зашлась в сердитом лопотанье – тарабарщина, как сказал бы посторонний.
– Она пытается что-то сказать, – не удержалась медсестра.
Да, Китти ревниво доказывала, что у меня нет права заниматься ее увлечением: «Рисование – это мой талант, а не твой!»
После этого я начала приезжать не каждый месяц, а три раза в год. Потом дважды в год, потом только под Рождество. И тогда сестра ударила меня снова.
После этого я вообще перестала приезжать. Время шло, месяцы складывались в годы, отмеченные шрамами на моих руках. Я видела, как стареет мама, становясь все печальнее, хотя она по-прежнему навещала Китти каждую пятницу (мама теперь работала в благотворительном фонде). Я гадала, как живется Криспину в тюрьме где-то на севере страны. Я и сама была заключенной в тюрьму собственного чувства вины, сомнений в себе – и гнева.
Но вмешалась Судьба, и мне на глаза попалось то объявление. Я познакомилась со Свинцовым Человеком, возобновила визиты к Китти. На мои занятия начал ходить Мартин. Похоже, тропинка заканчивается…
Может, пришло время сказать правду?
Глава 54
Элисон
Сегодня наша вторая встреча. Ситуация стремительно ухудшается.
Из папки на столе Робина на меня смотрит Китти – правый глаз ниже левого, половина лица перекошена, будто она корчит рожи перед кривым зеркалом. Лицо пухлое, и в кадр попали жирные складки на шее. На голове пластиковый шлем, удерживающий вместе кости черепа. Из-под шлема торчат темные кудряшки. Ни Робину, ни мне нет нужды озвучивать наши мысли.
Китти разительно отличается от маленькой девочки, которую мы оба помним. Мне страшно.
Но времени на колебания нет – Робин несется вперед на всех парах.
– Значит, на повестке дня у нас несколько пунктов. Во-первых, Криспин Райт подал прошение о пересмотре дела в свете твоего письменного признания…
– Но он же в тюрьме, и его ждет суд за убийство Стефана и нападение на меня!
– Это не значит, что он не может обвинить тебя во лжи о том несчастном случае, – Робин переворачивает страницу. – Так, теперь об инциденте в Арчвильской тюрьме. Зачем ты пронесла в класс осколок стекла?
– Должно быть, завалялся в кармане после занятий в колледже, – пожала я плечами. – Я и не подозревала, что он там лежит. В любом случае утром при обыске его обязаны были изъять.
По лицу Робина было видно, что он с этим согласен. Но тут прозвучал вопрос, на который я предпочла бы не отвечать:
– А как ты объяснишь, что твое так называемое признание было найдено в мусорной корзине в женском туалете?
Да, его нашли. От этой новости я все еще не могу прийти в себя. А чего я ожидала от тюрьмы? Там же работают сплошь специалисты по раскрытию преступлений (ну, практически)!
– Я… я не знаю.
Робин, осторожно поглядывая на меня, задал новый вопрос:
– Ты написала, что толкнула Китти на проезжую часть. Это правда?
Я готова была солгать ему, как и дознавательнице, что негодяй Криспин угрозами вынудил меня написать заведомую ложь.
Однако при виде доброго лица Робина во мне произошла перемена. Я даже подумала – может, обратиться к другому адвокату? Я бы солгала, сиди передо мной малознакомый солиситор. Но Робин мой старый знакомый, мы знаем друг друга с детства. Когда-то я его обидела. Я обязана сказать ему правду.
– Да, – тихо сказала я. – Я ее толкнула.
Робин покачал головой.
– Эли, я много раз видел, как мои клиенты винят себя в несчастье, постигшем другого, потому что им кажется – так они смогут чем-то помочь. Называй это гипертрофированной совестью или чувством вины. Напомню, следствием достоверно установлено, что Криспин превысил разрешенную скорость. Его автомобиль вылетел на тротуар. Это доказано и сомнению не подлежит.
Как легко было бы позволить Робину продолжать в том же духе и возложить всю вину на Криспина!
– Мы ссорились, – перебила я. – Китти все повторяла… что знает мой секрет.
– Какой секрет?
Трудный вопрос.
– Я не могу сказать, – прошептала я.
Робин снова принялся крутить обручальное кольцо.
– Боюсь, без этого не обойтись. Нужно же нам тебя вытаскивать.
Он прав.