Кровные сестры

Я испытала облегчение. Воздаяние вполне соответствует моим заслугам.

Глава 63 Китти

Сентябрь 2017 г.

Воспоминания накатывали как волны. Всякий раз, когда внутри брыкался Монстр, ее накрывала новая волна.

Как же раньше Китти любила море! Пока однажды шальная волна чуть не унесла ее на глубину. Если бы не Полусестра, она могла бы и утонуть. Китти была еще маленькой, но она прекрасно помнит, как сердилась, что не смогла выбраться сама и пришлось воспользоваться помощью Эли.

Черт побери, откуда взялось это воспоминание?

– Дыши, Китти, дыши!

Голос Пятничной Мамаши. Дыши? Как ей дышать, когда ее будто затягивает под воду? Накатила боль. Тело словно действовало по своему разумению. Что с ней делает этот Монстр?

– Мне нужно вернуться в суд! – кричит Китти. – Я должна им кое-что рассказать!

– Успокойся, Китти, все идет хорошо. Ну, еще немного! Дыши! Вот и умничка!

Но что, что она хотела рассказать в суде?

Светлые косички.

Солнечный свет.

Приятный запах.

Тайна.

Медальон.

Летний домик.

Что-то еще. Более важное.

Думай, приказала себе Китти. Думай!

Глава 64 Элисон

Сентябрь 2017 г.

Мне позволили недолго переговорить с Робином и Лили, прежде чем увести.

– А где мама? – спросила я.

– Не знаю, – Лили взяла меня за руку. Меня удивило, что она совсем не похожа на адвоката (правда, мне не с кем сравнивать). Лили добрая, ей знакомо чувство сострадания. Она почти как друг. – Элисон, я понимаю, сейчас случившееся может показаться вам концом света, но мы подадим апелляцию.

– Нет, – резко сказала я. – Я не хочу.

– Такую реакцию я видела много раз, – ответила Лили. – Порой люди так устают от процесса, от всей этой системы, что опускают руки. Это можно понять. Но вас же вынудили, Элисон! Довели до крайности, разве вы сами не видите? В вашем деле есть смягчающие обстоятельства. Апелляционный суд уменьшит вам срок.

Я спохватилась, что прослушала, сколько же мне дали.

– А сколько мне дали?

У Робина красные глаза.

– Десять лет. Я надеялся, что присяжные примут во внимание давность несчастного случая, но на некоторые правонарушения, в том числе на причинение смерти по неосторожности, срок давности не распространяется.

Десять лет? Мне вспомнилось, как я учила сестру считать. Две пятерки. Пять плюс пять. Арифметику Китти схватывала на лету.

– Срок наверняка сократят за хорошее поведение, – прибавил Робин.

В противном случае я выйду на свободу в сорок с лишним лет. Надеюсь, до этого не дойдет. Но если и дойдет – что ж, такова моя кара. Я достаточно пожила на свободе и заслужила полные десять лет за решеткой.

В дверь постучали.

– Время вышло, – сказал голос в коридоре.

Меня отвезли в пересыльную тюрьму.

Я часто видела тюремный фургон с металлическими жалюзи, похожими на прищуренные глаза, привозивший в Арчвиль новых заключенных. Теперь я увидела его изнутри – как плотно закрытая коробка. Я сижу на краешке сиденья, руки в наручниках пристегнуты к спинке соседнего места. Больше никто не едет, только сопровождающий меня охранник. Происходящее кажется нереальным.

В пересыльной тюрьме я пробуду, пока власти не решат, куда меня отправить. Робин считает, что я попаду в тюрьму категории «С». Хуже Арчвиля. Он сказал это таким тоном, будто считает, что это он меня подвел.

Мой бывший ученик Курт однажды нарисовал целую серию о сложном процессе перевода в тюрьму, назвав ее «Пропиской». Когда меня вывели из фургона, я заморгала от яркого летнего света. Но я оказалась совершенно не готова к паническому страху при виде высоких стен с колючей проволокой – глядя на них, я невольно запрокинула голову, так что хрустнула шея.

Меня подвели к воротам. С другой стороны послышался звук отпираемого замка. Человек, похожий на ворчливого бульдога, посмотрел на меня в упор. Я глядела в ответ, не сморгнув. Нельзя показывать, что боишься, однако в то же время нужно проявлять определенное уважение. Я это знаю со времени работы в тюрьме, когда я была «человеком с воли».

Внутри все оказалось современнее, чем можно было предположить по мрачному экстерьеру. Меня отвели в боковую комнату, где охранница дала мне подписать бланк и выдала пластиковый пакет:

– Личные вещи сюда.

Меня раздели и обыскивали, осмотрев каждую складку тела, после чего выдали синие трусы-шорты, слишком большие для меня, и фуфайку.

– Размер обуви какой?

– Шесть с половиной[11].

– Здесь тебе не «Рассел и Бромли»[12]. Шестой или седьмой?

Беру седьмой. Ноги в них болтаются, но десять лет заключения – слишком много для тесной обуви.

Робин хочет подавать апелляцию, но я ему этого не позволю.

Меня отвели в камеру – такую же, как та, где я провела ночь в Арчвиле, когда была преподавателем рисования: узкую, со спартанской обстановкой, только кровать двухэтажная. Обладательница нижних нар лежала лицом вниз, но приподняла голову при моем появлении.

– Тебя-то сюда за что? – фыркнула она.

Видимо, в женских тюрьмах этот вопрос считается допустимым.

– За непредумышленное, – отвечаю я.