Кровожадные сказки

— Возможно. Могу я вас попросить убрать его, после того как уйдет дама, которая сейчас в номере?

— Конечно, мсье. Я сам этим займусь. Желаете, чтобы мы поставили вместо него что-нибудь другое?

— Поставьте что хотите, мне все равно.

— Хорошо, мсье. Что-нибудь еще?

— Нет, это все. До свидания.

— До свидания, мсье.

Ренувье хотел было положить трубку, но передумал:

— Минутку!

— Да, мсье?

— Только не надо туалетного столика.

— Что, простите?

— Вместо того столика. Поставьте любую другую мебель, только не туалетный столик.

— Хорошо, мсье.

— Только не туалетный столик, — повторил он, — и вообще никакой мебели с зеркалом.

— Понятно, мсье.

Ренувье устало опустился в кресло и задумался. Это просто смех — и фетишизм к тому же — винить во всем мебель; наверно, было бы разумнее обратиться к врачу и рассказать ему о своих видениях. Тем не менее теперь, когда он знал, что столик уберут, ему полегчало; он никогда не верил в призраков, и все же так оно спокойнее. Довольный собой, он подумал о свидании, ожидавшем его послезавтра: никакая мистика не омрачит следующую ночь адюльтера. Ренувье любил успешно преодолевать трудности. Практика бизнеса приучила его не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и никогда не опускать рук, не испробовав все средства. Зеркало туалетного столика вздумало шутить с ним шутки? Значит, столик надо убрать. Нет столика — нет зеркала; нет зеркала — нет и отражения. Успокоенный, он погрузился в работу и уехал домой лишь поздно ночью.

Его первый взгляд, когда он вошел в номер ровно в девятнадцать часов в пятницу, был устремлен не на Паулину, а на стену напротив кровати; он убедился, что столик убрали, а на его место поставили современный комод из отличного кубинского красного дерева. Довольный, он коршуном кинулся на Паулину и пылко обнял ее; она же, млея, принялась срывать с него одежду. После любви она предложила вместе принять ванну — ей частенько приходила такая прихоть, и Ренувье не возражал, хоть и считал, что вдвоем в одной ванне не очень удобно. Паулина пустила воду, насыпала ароматической соли, Ренувье повесил полотенца на батарею отопления. В зеркале над раковиной он увидел обнаженную женскую спину и вздохнул с облегчением, убедившись, что это спина Паулины, — никакой Элен, Изабеллы, Элизы, отражение снова соответствовало действительности. Однако на этот раз что-то было не так с его собственным отражением: вместо своего лица, он увидел лицо мужчины лет шестидесяти и сразу его узнал — это был Жорж, покойный муж Паулины. От ошеломления у него подкосились ноги.

— Эдуард! Что с тобой? — встревожилась Паулина.

— Мне что-то нехорошо, — пробормотал Ренувье.

Он не знал, что сказать: объяснить ли ей, что черты ее почившего в Бозе супруга явились ему в зеркале вместо его собственных и что все зеркала в этом номере вот уже пять дней отражают нечто выходящее за грань разумного? Паулина помогла ему дойти до кровати. Ренувье часто дышал, и она испугалась, как бы он не потерял сознание.

— Может, позвать врача?

— Нет, не стоит. Здесь просто душно…

Даже не набросив халат, она раздвинула занавески и открыла окно; уличный шум наполнил номер. Ренувье, лежа на кровати, смотрел на свои руки так, будто не был уверен, что они принадлежат ему.

В следующие две недели Ренувье не виделся ни с Элен, ни с Изабеллой, ни с Паулиной. Он показался врачу, который посоветовал ему отдохнуть, и уехал один, без жены, в свой дом в Бретани. Там, у суровых скал под холодным дождем, он поразмыслил об аномалиях, жертвой которых стал, и постарался найти если не объяснение, то хотя бы какую-то логику происходящего. Припомнив все три свои видения, он отметил, что гостиничные зеркала отражали только женщин, которых он на самом деле любил, а также мужчину, который был спутником жизни Паулины. Четыре подлинные любовные истории как бы перемешались. Иными словами, зеркала не сказать, чтобы лгали: они просто перетасовывали пары и время действия, являя глазам своей жертвы новые комбинации. Самое странное, что им удалось отразить даже Жоржа, умершего десять лет назад. Если Элен, Изабелла и Паулина бесчисленное множество раз отражались в зеркалах номера и запечатлели зрительные образы в их памяти, то Жорж не бывал в гостинице «Норвегия», то есть никак с ними не контактировал. Может быть, Паулина думала о нем, наполняя ванну, что позволило зеркалу над раковиной уловить образ ее фантома? Ренувье тщетно ломал голову, отчаявшись понять, что происходит с окаянными зеркалами. Его особенно мучил один вопрос, подпитанный старыми суевериями, которые сохранились в нем от католического воспитания: не были ли эти чудеса карой небесной за ложь, измены и распутство? Не само ли Провидение морочило его, как он морочил своих женщин? Или в этом гостиничном номере встарь произошло что-то страшное и память об этом событии, запечатлевшаяся в зеркалах, играет теперь злые шутки с его постояльцами?