Круча

В четвертый раз, насильно, принялся он за чтение — и опять ничего не понял! Чувствуя, как ускользает от него нить мысли, Костя едва не вскрикнул, точно от физической боли. Он поднялся и почти выбежал с хор на лестницу, оттуда в курилку, где никого не было. «Я очутюсь на Канатчиковой даче! — бормотал он в каком-то нервном ознобе. — Я не могу работать, я выбываю из строя… Что мне с собой делать?»

В курилку, переговариваясь, вошли двое читателей. Костя сел на стул в углу и нагнулся, облокотившись на колени и закрыв ладонями лицо.

Эти двое покурили, ушли, их сменили другие. Костя все сидел согнувшись. Понемногу он успокоился, но в голове появилось ощущение тяжести. Почему-то завязло в памяти произнесенное им шепотом нелепое слово «очутюсь», и Костя машинально рассуждал: «Как надо было выразиться: «окажусь» на даче?.. Нет, «очутюсь» — точнее… Оказаться можно глупцом, сумасшедшим, а очутиться — только где-нибудь… Где это в Москве Канатчикова дача? Ничего себе дачка… В ней держали Володю Скугарева».

Он распрямился и стал соображать, что же ему делать. «Прежде всего сдам книги и уйду. Сегодня из моей работы все равно толку не будет. На улице обдумаю, как дальше быть».

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая

1

Необозримое стадо льдин теснилось и сверкало под солнцем до самого горизонта, пока видел Костин глаз. Берег под ногами и, казалось, самое небо дрожали от немолчного гула, стона и скрежета. Глаза слезились от яркой белизны, щеки горели на холодном ветру, которым дышала, пробуждаясь от зимнего сна и потягиваясь на солнышке, могучая северная река.

За плечами у Кости ружье и дорожная сумка. Еще пять-шесть верст пути — и он у цели…

…До вечера дела лесничества не дали Мечиславу потолковать со старым другом. Костя Пересветов с дороги выспался, с наслаждением вдыхая свежий дух сосны, каким тянуло и в приоткрытое окно, и от самых стен дома, построенного на широкой вырубке.

Как он был рад, что надумал сюда приехать!.. В сумерках собрались на охоту. Лесник Минька, вихрастый парень в расстегнутом овчинном полушубке, выслушал распоряжения лесничего, стрельнул исподлобья глазами на незнакомого гостя и негромко спросил:

— А ежели на таратайке приедут, что сказать?

Мечислав вспыхнул:

— К черту!..

Парень с сомнением ухмыльнулся.

— Скажешь, уехал делянки осматривать, — хмурясь, процедил Мечислав.

Лесник понимающе кивнул. Когда он ушел, Мечик сконфуженно пояснил Константину:

— Обрадовался тебе и забыл совсем. Тут ко мне инспектор наладил ездить. Дома не застает, гоняется за мной, как за зайцем…

— А в чем дело?

— Да лесу я на баню отпустил лесной школе без наряда! Наряд запаздывал, курсанты зимой в землянке мылись, на снег одеваться выскакивали. Нет чтобы мне спасибо сказать — эти волокитчики из гублеса хотят на меня акт составить!..

Здесь весны бурные, — рассказывал Мечислав по дороге на охоту. — А сейчас самый перелом. В три-четыре дня снегу нигде в лесу не останется. Когда я в первый раз на Север приехал, я присмотрел на вырубках большущий тетеревиный ток. Выстроил на снегу шалаш, подход к нему обозначил на кустах засечками, чтобы ночью не сбиться. И всего две ночи переждал, на третью прихожу — не узнаю места! Снегу нет, кусты высокими стали, ни засечек, ни шалаша не найду. Проплутал по кустам и разогнал ток без толку… Сейчас нам овражек попадется, — озабоченно добавил он, — как бы через него дерево не пришлось валить…

Вскоре они заслышали шум воды и вышли к ручью, шириной шагов в десять — двенадцать. По воде плыли, неуклюже ворочаясь и толкаясь, бревна; дюжий бородатый сплавщик, в сапогах и полушубке с подвернутыми полами, расталкивал их с берега длинным шестом, направляя по течению на повороте оврага.

— Эй, погоди! — закричал ему лесничий издали. — Никак Егор?.. Погоди, дай перейдем на ту сторону!

Сплавщик воткнул шест торчком в подбережье и поздоровался.

— Сейчас вам зало́м смастачим, — сказал он, вынимая из кармана кисет с махоркой. — Ай на ток выбрались?

— На ток. Вот ко мне из Москвы гость приехал.

— Из Москвы! — удивился Егор, приглядываясь. — Ведь вот охота! Знать, пуще неволи…

— Ну, как сплав? Пошел полным ходом?

— Третьи сутки без передыху… Гой-гой-гой! — закричал он, и ему откуда-то ответили тем же возгласом. — Третьи сутки маемся, а конца не видать.

— Глухарей не встречал?

— Кажный вечер со мхов пролетают. За просеком присаживаются по соснам. Там их теперя — тьма! Подходите осторожней, не подшумите…

Не выпуская изо рта цигарки, сплавщик выдернул шест и ловко придержал плывущее бревно, повернув поперек ручья; другие бревна наткнулись на него, и через минуту на воде вырос качающийся плот — залом, по-здешнему, — от одного берега к другому.

— Гляди внимательно! — сказал Мечислав Косте и легко, точно по клавишам, переступая по бревнам, прежде чем каждое из них успевало затонуть под ногой, перебежал на тот берег.

Оставив там ружье с сумкой, он так же быстро вернулся и взял у Кости его ружье:

— Чтобы тебе свободней было бежать. Смотри только ни на одном бревне ноги не задерживай, а то ухнешь в воду!

— А глубоко тут?