Круча

— Да не мелко, — отвечал сплавщик. — Выныривать будешь, головой о бревно не ткнись, а то у нас этак нырнул один…

— Что ты его стращаешь? — закричал Мечислав. — Ерунда, Костя, ты футболист, семени ногами чаще — и все тут! На середину бревна старайся ступать, не на конец.

Костя с опаской попробовал носком сапога крайнее бревно; как живое, оно повернулось другим боком.

Наконец он решился и побежал. Пять-шесть бревен предательски качнулись под его ногами, но он кое-как проскочил и лишь с последнего бревна ввалился в воду перед берегом, зачерпнув в сапоги. Пришлось переобуться, выжать портянки.

Распрощались со сплавщиком и пошли между двумя темными стенами крупного леса по длинному прямому просеку. Мечислав вдруг остановился и, нагнувшись, тихо сказал:

— Косолапый мишка вышел по клюкву. Только что здесь был.

При слабом мерцании неба Костя разглядел в оттаявшей колее свежий след босой ноги, однако слишком широкий для человеческого следа и скособоченный — пяткой наружу, пальцами внутрь.

— На всякий случай вложим по пуле, — сказал Мечислав.

Перезарядили ружья и пошли медленней. У перекрестка лесничий повесил на межевой столб ружье.

— Послушать надо, не бродит ли он по току.

Минут пять стояли в полной тишине. Узкие просветы белесо-голубого неба тянулись в четыре стороны над просеками. Сумерки словно застыли в воздухе. Часы показывали половину первого. Стрелки и циферблат легко можно было рассмотреть. Не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Костя поддавался обаянию белой ночи.

В отдалении раздался сильный треск и шум ветвей и начал быстро удаляться.

— Лось! — встрепенувшись, прошептал Мечислав. — Это его мишук с лежки стронул. Ну и пес с ним, нам не в эту сторону, — уже не сдерживая голоса, сказал он, снял со столба ружье и закинул за спину.

Они прошли еще несколько сот шагов по просеку, и Мечислав указал Косте его направление.

— Там, поглубже, чаща, а перед болотом лес опять поредеет. Слушай и не шуми. Токовать здесь начинают в час ночи, не то что у нас, в средней России.

2

Костя углубился в лес. В нем было темнее, чем на просеке, и все же ночи не чувствовалось. Казалось, лес не спит, а наблюдает за человеком. То справа, то слева появлялись временами прогалинки, словно освещенные луной, хотя луна не всходила. Стояла полная тишина. Текли первые минуты сладостного напряжения нервов, когда невидимый глухарь чудится на каждой сосне и палец сам тянется к ружейному спуску…

Вдруг сильно зашумело у Кости над головой: с дерева сорвался глухарь. Он показался огромным, фантастическим, его трепещущие крылья — стеклянно-прозрачными. Костя лихорадочно ловил птицу на мушку. Вспыхнули желтым огнем стволы ближайших деревьев, сгустив на один момент окружающий мрак, и выстрел тяжело раскатился по лесу.

«Что я наделал! Охота сорвана!..»

Шесть лет ожидал он глухариного тока — и безрассудно нарушил азбучное правило не стрелять в шумового глухаря! Промазал, конечно… Дрожащими руками он заменил дымящийся патрон другим и побрел, стараясь овладеть собой.

Горькая досада не проходила. Немного рассеяли Костю две глухарки, с квохтаньем пролетевшие над лесом. Он поймал себя на том, что третьи сутки почти не возвращается мыслями к Москве, и невольно улыбнулся. Если и ничего не привезет с охоты, зато отдохнет. Здесь, в лесу, Москва теряет очертания, в тень отступают даже Елена с Ольгой…

Какие дивные здесь ночи!

Между тем лес вокруг густел. В нем становилось сыро, холодно. Напрягая зрение, Костя обходил лежащие на земле коряги и хворостины. Чуть заметные отсветы неба смещали черные силуэты деревьев и превращали их в исполинские. Больно ушибив о высокий толстый пень колено, Костя взобрался на этот пень и постоял, напряженно вслушиваясь.

Чудился легкий шепот, словно шевелилось где-то вдали что-то живое или полоскался ручей. «Может быть, лось воду пьет? — не дыша, думал Костя. — Или это мне мерещится?» Звуки замерли. Он готов был принять их за воображаемые, но звуки возобновились. Костя повертел головой, определил сторону, откуда они шли, и спрыгнул с пня.

Выйдя к прогалине, опять остановился. На этот раз ему показалось, что точит глухарь. Чтобы перевести дух, Костя должен был несколько раз глубоко вздохнуть. «Ну, — сказал он себе, — ни пуха ни пера! Смотри, теперь все от тебя самого зависит».

Глухариного тэканья ухо не различало, может быть из-за дальности расстояния. Но странно! Точенье то усиливалось, то затихало, и Косте казалось, что глухарь поет неритмично, с разными промежутками. Так или иначе надо было к нему идти.

Вскоре наконец Костя сообразил: два или три глухаря поют, перебивая друг друга. Вот он где, настоящий ток!..

Он пошел быстрее, в нетерпении, пока не расслышал ясно все колена песни ближайшего токовика. Тогда стал идти лишь под звуки его точенья, замирая на месте через каждые два-три шага.

Деревья редели, как и предупреждал Мечислав. Постепенно светлело. Мох и прошлогодняя листва под ногами голубели инеем. Лес понемногу наполнялся звуками; начинали пересвистываться рябчики.