Кручина

Но то ли мне скучно под флагом,

То ль узок культурный багаж,

В соседе слепую отвагу

Я чтил за народную блажь.

Ответил он прямо и веско:

«Пойду, мол, и пусть будет так!»

Моя же на сборы повестка

Сгорела вначале атак.

Ни дня не проведши в покое,

Я в сердце то тяжкое взял,

Что с нами случилось такое,

Чего уж исправить нельзя.

Я сделался грубым и чёрствым.

Мне ясно, что наши сыны

Пошлют нас, талантливых, к чёрту

В разрухе родной стороны.

И в этом никто не виновен.

В общественный метя психоз,

Как-будто раскроется внове

Один нам и тот же вопрос.

Споткнувшись на уличной гари,

Никто среди грязи похвал

Не вспомнит среди олигархов,

Кто первым брусчатку поднял.

И как с этим быть, не пойму я,

Когда под рукой автомат.

Вот так, в самолёте тоскуя,

Я сдерживал скрежет ума.

Мы сели. Уж тёмные чары

Спускались с небесных кадил,

И месяц носатым овчаром

С отарой по небу бродил.

За полем виднеется город.

Стою я ни нежен, ни груб.

Когда-то я был здесь так молод

В касаниях преданных губ.

Сюда после школы неполной

Ходил я в один институт.

Здесь месяц качался на волнах

Под тихие речи в порту.

Подумаешь – не было вовсе.

Далёкими были те дни.

Казалось, мы вместе, а после

Мы всё же остались одни.

В ту пору с учительским стажем

В округу вернулся мой друг

Под страхом, что лишнее скажет,

И власти за это припрут.

«Здорово! Как думаешь, плохо,

Что мы натянули вожжу?

Пока нас никто не прихлопнул,

Я кое-что перескажу.

Когда пропадал ты нацменом,

Страна уж сгорела дотла.

Я вижу в тебе перемена

Какая-то произошла.

В деревню? Там друг наш Андрюха

С женой наживают хлеба.

Я был там в апреле. Он сухо

Всегда вспоминает тебя.

Но не было в речи ни злобы,

Ни гнева, что стынет пургой.

Жена отвела меня, чтобы

Признаться, что ты, мол, другой.

Неужто сюда по повестке?

Сейчас, брат, такой здесь подъём!

Вчера мы собрались и резко

Снимали за городом дёрн!

Там линия будет окопов.

Поедем! В траве на постах

Ты нашему бравому скопу

Стихи свои будешь читать!

Мы будем готовы, поверь мне,

Как грузные танки попрут.

Решило геройское время,

Кто Цезарь из нас, а кто Брут!

Ты помнишь ребят по общаге? -

Без малого все на войне.

Один вот армейскую флягу

На память подкинул и мне.

Я сам здесь недавно. И всё же

Чиню переправы, плоты,

И шлю пацанам, что поможет:

Одежду, консервы, бинты.

Прочти же, как прежде ты жарил

И в бога, и в душу, и в мать!

Быть может, что завтра в пожаре

Меня ты не сможешь обнять»

Роняю я с рук чемоданы.

Там галстук, рубашки, штаны –

Весь груз, что по случаю данный,

Нелеп здесь и очень уныл.

Читаю. Но тут же запнулся.

Присев на большой чемодан,

Заплакал… Но друг отвернулся

И скрылся, поди, навсегда.

Должно быть, он главное понял,

Что я здесь не дело вершить,

А просто бегу от погони

По склонам горящей души.

Что я всё такой же повеса,

И женщин бросаю друзьям,

И мир мой – потешная пьеса,

Поверить которой нельзя.

Что я разбазаривал, странный,

Талант свой за мелочь другим

В измызганных кафешантанах

Теперь, в окаянные дни.

Вокруг нас смертельные пляски.

Одетый в свой модный костюм,

Я шёл на вокзал без опаски

На новый, чуть слышимый шум.

Глава 3

На станции вышел я утром.

Продрог весь, с того и не спал.

С низовья прохладного мутно

Селенье гляделось в туман.

Чуть видимой серой полоской

Бежала река промеж ив.

Я снова плыву в отголосках

Когда-то подсмотренных див.

Спускаюсь заросшим пригорком

К состарившемуся мостку.

Ступаю, а скрип этот горький

Ножами доходит к виску.

И где-то внутри замирает…

Вдруг вижу, ну, точно во сне,

Как-будто она с того края

Босая ступает ко мне.

Я замер. На прошлом засовы

Все рухнули, память содрав.

И я под холодным покровом

Увидел её, как вчера.

А звали видение Ольгой.

Уж солнце согрело камыш,

Но я в замешательстве долгом

Припомнил, как свиделись мы.

Однажды, схватившись за вилы,

Я вылез босой на скирду.

Гляжу, кто-то ходит у ивы

В желтеющем липком бреду.

К мосткам я. Она не подходит.

Повисла заря мошкарой.

Поморщились доски в проходе

Не слезшей по краю корой.

Нам душно. Глаза застилает

Сенная колючая пыль.

У берега сумрак крылами

Упрятывал гнёзда травы.

Как белая птица пугливо,

Вдруг Ольга взлетела с гнезда.

И золото кудрей под ивой

Мне луч на заре передал.

В пыли силуэта коснувшись,

Окликнул я птицу сейчас.

Весь мир на меня обернулся

Озёрами выпуклых глаз.

Подкрались зелёные воды

К омытым скалистым зрачкам,

В которых под радужным сводом

Терялась в тумане река.

Но Ольга тогда посмотрела,

Как смотрят в досадный укор.

Уж с облаком сумрака прелым

Луна завела разговор.

Вдруг ухнуло гулко у пущи

В последнюю розовость дня.

И Ольга позёмкой цветущей

Сбежала в траву от меня.

Поднялся разбуженный ветер,

Погнал дождевые стога.

И билась Кручина в тот вечер,

Как узник, в свои берега.

Я долго не мог отвертеться

От взгляда такого всю ночь.

Щемило зрачки, как от перца,

Что бабку просил я помочь.

Она что-то мне нашептала,

Крестясь на пустоты угла,

Задёрнула шторы устало

И скрылась за печью в чулан.

Уснул я с мечтами под утро,

Подушку подвинув на пол.

Приснилось, как ночью на хутор

По травам холодным я шёл.

Как-будто бы я что-то ведал

О том, как печален мой род.

А небо подковою медной

Стучало по зеркалу вод.

Но вот мы увиделись вскоре.

Всё там же. У нас на мосту.

Она не сбежала. Лишь брови

Бросала порой в темноту.

Когда это было, о, боже…