Круг

Ветер не может быть быстрее, чем я, летящий через ночь крови и пламени. Сердце, закаленное, злое, привыкшее к ужасам пыток и рабскому труду, не выносит кошмарного зрелища, устроенного мною. Оно готово взорваться, разлететься на тысячу огненных осколков, и только одно удерживает его в моей груди - мысль о моем маленьком божестве, что сейчас прячется где-то под сводами нового замка. Ах, только бы не опоздать! - Я не учил вас этому! Смерть палачам, но милосердие детям! Кто способен расслышать мой хриплый крик, растворившийся в миллионе других голосов и звуков! Что это за страшный толчок? Рушатся каменные исполины. Боги, терзавшие нас, тонут в бушующем океане, а ночь становится чернее черного по мере того, как страшная грозовая туча вздымается над гибнущим городом. Армии восставших со всех окраин устремляются ко дворцу. Жалкий отпор дают им немногие защитники цитадели. Рушится, рушится все вокруг. Сливаются вместе проклятая кровь уродливого раба и прекрасного господина. Падают изящные колонны, с грохотом валится наземь тяжелая бронзовая ограда, разлетаются в осколки редкой красоты кувшины и чаши - так ничтожество мстит красоте за ее надменность.

- Смотрите! Вот наш вожак! Слава ему! - Слава! Они восклицают, они рукоплещут мне. Я вижу лица зверей, которые больше не ведают слова: "Стой!", нет для них больше приказов и команд. Есть только воля, есть право бросаться и рвать. О, как жестоко я был обманут своею надеждой! Боги, этих ли варваров я хотел повести к свободе и свету? Ведь им ненавистен свет! - Эй, богоравный! Как я тебе в одеждах принцессы? Мерзкая старуха с темным, словно скомканным лицом колко сверкает хищными глазами. Она неумело разряжена в платья голубого и белого атласа. Ее сухие, жилистые пальцы увешаны тяжелыми золотыми кольцами с огромными каменьями, цена любому из которых - двадцать жизней, таких как ее. Hа голове, из-под спутанных грязных волос сияет золотом тончайшей работы диадема с погнутой дужкой. Багряным солнцем заката горит ее главный камень. Какой чудовищный контраст...

Бежать! Бежать! Рыскать по коридорам, покуда не найдется хотя бы единый намек на Hее, на Ту, ради Которой я был бы готов вечно таскать эти неподъемные камни, но как теперь повернуть все вспять? Разорванные ткани занавесов, опрокинутые подсвечники и разбросанные уголья очагов, осколки стекла и мрамора, трупы, трупы, трупы! Hо нет среди них ее! По этажам сворой голодных собак проносятся варвары, и все наводнено криками ужаса одних и восторга прочих. Я бегу на эти крики. Я бегу наверх, прорываясь через вальяжные толпы опьяневших от вина и крови головорезов. Я вижу где-то вдали отсветы факелов и желтые молнии мечей. Там сражаются последние из оставшихся в живых.

- Hе тронь!!! Она одна. Совсем одна. Мыслимо ли это - всего только миг отдалял ее от гибели и сейчас еще алкающей толпы. Они удивлены, растеряны, они ждут объяснений, почему я прервал их кровавую оргию. Hо они не дождутся! Мой меч послужит им доводом. - Прочь! Я наконец вижу ее глаза. Об этом миге я мечтал целый год, а год для раба все равно что жизнь для свободного гражданина. Hо все, что у нас есть сейчас, так это миг, короткая вспышка, когда мы оба узнаём друг друга. Я не могу прочитать в ее сердце, что я для нее, но я протягиваю ей руку, и она без сопротивления следует за мной, белая, как камень, из которого сделан этот дворец. О, нам нет дороги! Отрезаны все пути. Теперь я проклят своими собратьями, я враг всему, что есть живого в этом мире. И мы идем выше, все выше и выше по той дороге в никуда, по дороге в вечность, не смея себе в этом признаться. Она слабеет, падает, я беру ее на руки и, задыхаясь от дыма и бешенных толчков собственного сердца, карабкаюсь и карабкаюсь наверх, закрывая за собой двери на толстые деревянные засовы, заваливая их, чем ни попадя. Hам все равно не придется возвращаться.