Круг

— Я пришла сюда как друг, Мартен. Расследование находится в юрисдикции суда высшей инстанции департамента Ош, но лейтенант по старой дружбе объяснил мне подоплеку дела. Если я правильно поняла, вы считаете, что один и тот же человек много лет убивает людей из-за автобусной аварии, то есть мотив — та давняя трагедия?

Сервас кивнул. Они подобрались совсем близко… Копать следует именно в этом направлении: Круг, авария, смерть пожарного, смерть шофера автобуса… Все так очевидно. Но у сыщика все-таки оставалось сомнение. Оно возникло, когда они с Циглер ехали на озеро. Что-то не складывалось… Деталь, не вписывающаяся в общий ряд. К сожалению, ему никак не удавалось понять, какая именно, в том числе из-за мигрени.

— Если не возражаете, давайте отложим до завтра, у меня раскалывается голова.

— Конечно, и простите мой напор, — извинилась Кати д’Юмьер. — Мы все обсудим, когда вам станет легче. У нас нет никаких новостей о Гиртмане, но мы поставили пост у дверей вашей палаты.

Майор содрогнулся. «Вот ведь беда, — подумал он, — все жаждут оборонять эту дверь».

— Не стоит. Никто не знает, что я здесь, кроме врачей «Скорой» и нескольких жандармов.

— Конечно, но мы не можем не учитывать, что Гиртман уже несколько раз проявил себя, и мне это не нравится, Мартен, совсем не нравится.

— У меня под рукой кнопка вызова сестры. На всякий случай.

— Я ненадолго задержусь. На всякий случай, — передразнил Серваса Эсперандье.

— Вот и хорошо. Завтра, надеюсь, вам станет легче, и мы подведем предварительные итоги. Если понадобится, вручим вам белую тросточку, как у настоящих слепцов, — подвела итог Кати и пошла к двери.

Сервас махнул ей рукой.

— Спокойной ночи, Мартен.

— Ты же не собираешься просидеть здесь всю ночь? — спросил он, когда дверь за д’Юмьер закрылась.

— Ты предпочел бы медсестричку? — ухмыльнулся Венсан, передвигая кресло. — Какой смысл, если пациент не может оценить, красотка она или урод?

Циглер захлопнула папку. Златан Йованович не спускал с нее глаз, и взгляд у него был нехороший. Пока Ирен читала, он размышлял и прикидывал, что делать дальше. Она не знала, поверил ли толстяк ее обещанию уйти и все забыть, или нет. Он наверняка отметил для себя тот факт, что она не показала ему ни ордера, ни судебного поручения. Циглер насторожилась.

— Я это забираю, — сказала она, постучав пальцем по папке.

Йованович никак не отреагировал. Циглер встала. Он тоже поднялся. Его огромные ручищи безвольно висели вдоль тела. Дрисса Канте не ошибся: этот бугай весит килограммов сто тридцать, не меньше. Он медленно обошел стол. Ирен не отходила от своего стула: тактически было правильным пропустить его вперед. Но Йованович не сделал попытки напасть на нее и вышел в темный коридор. Циглер последовала за ним, упираясь взглядом в широкую спину. Она осторожно достала из кармана комбинезона оружие и пропустила момент, когда он метнулся вправо и исчез за дверью. Ирен взвела курок и крикнула:

— Йованович! Не дурите! Выходите немедленно!

Она вглядывалась в темноту открытой двери, до которой было не больше метра, не решаясь двинуться с места. Ей совсем не хотелось, чтобы стотридцатикилограммовая туша вывалилась из засады и измолотила ее кулаками, больше похожими на дубины.

— Вылезайте, черт бы вас побрал! Я не задумываясь пристрелю вас!

Детектив не ответил. Проклятье! Думай! Он наверняка стоит в углу за дверью с тяжелым предметом в руке, а может, и с пушкой. Она держала свой пистолет двумя руками, как учили в академии, потом медленно потянулась левой рукой к карману, где лежал айфон.

Внезапно раздался щелчок, и у нее зашлось сердце. Свет погас, и вся квартира погрузилась в темноту. Потом молния на секунду осветила коридор, прогремел гром, и снова стало темно. Единственным источником освещения остались уличные фонари и неоновая вывеска кафе. Струи дождя стекали по оконным стеклам, отбрасывая на пол черные змеящиеся тени. Циглер нервничала все сильнее. Она сразу поняла, что Йованович опытный и очень опасный человек. Неизвестно, чем толстяк занимался раньше, но он знал все хитрости сыска. Жужка при таких обстоятельствах сказала бы: «Стремно».

Следователь Сарте запирал дверь кабинета, когда в коридоре раздались шаги.

— Как вы сюда попали?

— Я депутат, — усмехнулся посетитель.

— Этот дворец правосудия — настоящий проходной двор… Кажется, мы не уславливались о встрече. Мой рабочий день закончился. Вас, кажется, пока не лишили депутатской неприкосновенности, — съязвил Сарте. — Но можете быть спокойны: я выслушаю вас, когда придет время, и задам еще много вопросов. Наши… отношения только начались.

— Я вас надолго не задержу.

Следователь даже не пытался скрыть свое негодование. Все политики одинаковы! Считают себя выше закона, думают, что служат стране, государству, а на самом деле заботятся только о собственных интересах.

— Что вам нужно, Лаказ? — спросил он, даже не пытаясь быть вежливым. — У меня нет времени на интриги.

— Я хочу сделать признание.