Круг. Альманах артели писателей, книга 1

— Ну, тут народ стекается. Конторщики. А товарищ Нюшкин это ужасно как рассердится. «Чья, скажет, эта коза?» А Иван Нажмудинович уж тут, задом вертит. «Эта коза, скажет — Забежкина. У него кроме того шесть галочек насупротив фамилии». «А, Забежкина, скажет комиссар, ну так уволен он по сокращению штатов». И баста.

— Да что ты все про козу врешь? — спросила Домна Павловна. — Откуда это твоя коза?

— Как откуда? — сказал Забежкин. — Коза, конечно, Домна Павловна, ваша, сознаюсь, но ежели брак хотя и гражданский… и как муж все-таки…

— Да ты про какую козу-то брендишь? — рассердилась Домна Павловна. — Да ты что купил у телеграфиста Машку?

— Как у телеграфиста? — испугался Забежкин. — Ваша коза, Домна Павловна.

— Нету, не моя коза, — сказала Домна Павловна. — Машка телеграфистова коза. Да ты прохвост этакий, идол поганый не на козу ли нацелился?

— Как же, — пробормотал Забежкин, — ваша коза. Ей-Богу, ваша коза, Домна Павловна.

— Да ты что опупел? Да ты на козу рассчитывал? Я сию минуту тебя наскрозь вижу. Все кишки вижу.

В необыкновенном гневе встала с кровати Домна Павловна и, покрыв одеялом обильные свои плечи, вышла из комнаты. А Забежкин прилег на кровать, да так и пролежал до утра не двигаясь.

А утром пришел к Забежкину телеграфист.

— Вот, — сказал телеграфист, не здороваясь. — Домна Павловна приказала, чтоб в 4 часа с квартиры, иначе судом и следствием…

— А я, — закричала из кухни Домна Павловна, — а я, так и передай ему, скотине этому, Иван Кириллыч, и видеть его не желаю.

— А Домна Павловна, — сказал телеграфист, — и видеть вас не желает.

— Да посмотри, — кричала Домна Павловна, — посмотри, Иван Кириллыч, не прожег ли он матрац, сукин сын. Курил давеча. Был у меня один такой субчик — прожег. И перевернул подлец — не замечу, думает… Сволочь.

Забежкин печально пересел на стул.

— Куда же я перееду? — сказал он. — Мне и переехать некуда.

— Он, Домна Павловна, говорит, что ему и переехать некуда, — сказал телеграфист, переворачивая матрац.

— А пущай куда хочет, хоть кошке под хвост. Я не касаюсь его жизни.

Вечером Забежкин нагрузил тележку и выехал неизвестно куда. А когда выезжал из ворот — встретил агронома Пампушкина.

— Куда это? Куда вы, молодой человек? — спросил агроном.

Забежкин улыбнулся и сказал:

— Так, знаете ли…

Ученый агроном долго смотрел ему вслед. На тележке поверх добра стояла «движимость» Забежкина — одна пара сапог.

VIII.

Так погиб Забежкин.

А когда против фамилии его значилось 8 галок, бухгалтер Иван Нажмудинович сказал:

— Шабаш. Уволен ты, Забежкин, по сокращению штатов. Забежкин получил билет безработного, но работы не искал. И как жил — неизвестно.

Однажды Домна Павловна встретила его на Дерябкинском толчке. Забежкин продавал пальто.

Был Забежкин в рваных сапогах и в бабьей куцавейке. Был он не брит и бороденка у него росла почему-то рыжая. Узнать его было трудно.

Домна Павловна спросила:

— Что за пальто требуешь?

И вдруг узнала — это Забежкин.

Забежкин сказал:

— Возьмите так, Домна Павловна.

— Нет, — ответила Домна Павловна, — мне не для себя нужно, мне Ивану Кириллычу нужно. У Ивана Кириллыча пальта нету… Так я не хочу… Ну вот что: денег я тебе не дам, а приходи — будешь обедать по праздникам.

В воскресенье Забежкин пришел. Обедать дали ему на кухне. Он конфузился, качал головой и ел молча.

— Ну как, брат Забежкин? — спросил телеграфист.

— Терплю, Иван Кириллыч — сказал Забежкин.

— Ну терпи, терпи. Русскому человеку невозможно что бы не терпеть. Терпи, брат Забежкин.

Забежкин с'ел обед и хлеб спрятал в карман.

— А я-то думал, — сказал телеграфист, смеясь, — я то, Домна Павловна, думал — чего это он, сукин сын, икру передо мной мечет, а он вон куда сети закинул — коза.

Когда Забежкин уходил, Домна Павловна спросила:

— Ну, а сознайся, соврал ведь ты на счет глаз и вообще?..

— Соврал, Домна Павловна, соврал, — сказал Забежкин, вздыхая.

— Ну, иди, иди, — сказала Домна Павловна строго, — не путайся тут…

Забежкин ушел.

— И каждый праздник приходил он обедать. Телеграфист хохотал, подмигивал, хлопал Забежкина по животу и спрашивал:

— И как же это, брат Забежкин, ошибся ты?

— Ошибся, Иван Кириллыч.

Домна Павловна говорила строго:

— Оставь, Иван Кириллычь. Пущай ест. Пальто тоже денег стоит.

После обеда Забежкин шел к козе. Он давал ей корку и говорил:

— Нонче был суп с луком и турнепс на второе…

Коза тупо смотрела Забежкину в глаза и жевала хлеб. А после облизывала Забежкину руку.

Однажды, когда Забежкин с'ел обед и корку спрятал в карман, телеграфист сказал:

— Положь корку назад. Так. Пожрал и до свиданья. К козе нечего шляться.

— Пущай, — сказала Домна Павловна.

— Нет, Домна Павловна, моя коза. Не позволю. Может он мне козу испортит. Чего это он там с ней колдует?

Больше Забежкин обедать не приходил.

1922 г.

В. Каверин Пятый странник

Посвящается Серапионовым Братьям.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Я говорю не в укор и не в осуждение: я — человек из глины. Точнее: я хочу слепить человека из глины.