Круг Матарезе

– Ночной дежурный сказал мне, что это очень срочное и важное дело, – сказал он, открывая портфель и доставая ключ.

– К тому же весьма неординарное. Это почти криминал. У нас всегда был порядок в этих делах, – проговорил Миковский, вставая из-за стола. – Но раз вы здесь, мы имеем возможность уладить этот инцидент без лишнего шума. – Старик достал из стола большой конверт. – Мы, наверное, уже можем идти вниз?

– Это как раз тот материал? – спросил посыльный.

– Да, – спокойно ответил Миковский, ничего не подозревая.

– Какой материал? – Талейников почти кричал. Человек выдал себя. Однако он мгновенно понял это, швырнул ключ в портфель, и его рука потянулась к поясу. Василий среагировал быстрее: он рванулся вперед, схватил "посыльного" за руку, выворачивая ее вверх и назад. Человек лег на пол, повинуясь приказу.

– Лежать! Ты ляпнул кое-что лишнее! – прокричал Василий. – Никакой дежурный не будет сообщать простому посыльному содержание обычного дела! Перро ностро чиркуло! На сей раз обойдемся без всяких ампул! И без оружия. Наконец-то я поймал тебя, солдат! Во имя своего корсиканского бога ты скажешь мне все, что я хочу знать!

Человек что-то пробормотал по-немецки, его губы растянулись, языком он проделал какую-то манипуляцию во рту. Ампула, находившаяся где-то в полости рта, треснула – последний вздох, резкие судороги… и все было кончено.

– Позвоните в министерство! – сказал Василий потрясенному ученому. – Скажите дежурному, что разложить все бумаги на места будет сложным занятием и потребуется несколько часов на восстановление порядка.

– Я не понимаю… Ничего!

– Дело в том, что они прослушивают телефон отделения министерства культуры. Этот человек перехватил настоящего посыльного с ключом. Он просто бросил бы этот ключ здесь, но сначала убил бы нас обоих. – Василий расстегнул пальто на трупе и, подняв рубашку, заголил грудь покончившего с собой. Голубая зубчатая окружность была четко видна на его груди. Опять оно, это кольцо! Принадлежность к кругу Матарезе!

* * *

Старый ученый достал с верхней полки металлического стеллажа две папки и протянул их Талейникову. Объемистые семнадцатый и восемнадцатый тома предстояло просмотреть на предмет упоминания фамилии Ворошина. Управиться надо было как можно скорее.

– Задача намного упростилась бы, если бы это были московские архивы, – заметил Миковский. – Там есть общее описание, тематическое индексирование плюс указатель к каждой папке.

Спустя минут двенадцать он уверенно произнес:

– Это здесь.

– Что?

– Все криминальные моменты из жизни князя Ворошина.

– О его расстреле?

– Не совсем. О его жизни, о жизни его предков, точнее отца и деда, и перечень преступлений, а также последствий их деятельности.

– Дайте мне посмотреть.

Да, там действительно было записано многое, что касалось жизни этой семьи. И отец и дед князя представали с пожелтевших страниц далеко не агнцами, особенно отец, повинный в разорении многих и отличавшийся безнравственностью и железной хваткой. Отпрыска своего он отправил на юг Европы, в надежде обеспечить ему хорошее образование.

– Молодой князь провел около пяти лет в довольстве и комфорте, – сказал Миковский.

– Где? – почти выкрикнул Талейников.

– Что где? Вы о чем?

– Куда именно его послали учиться? Миковский перевернул страницу.

– В Крефельд. Университет города Крефельда. К северо-западу от Дюссельдорфа, если я не ошибаюсь.

– Тот негодяй, что завладел ключом, тоже говорил по-немецки! – обрадовался Василий. – Так значит, это в Германии…

– Что именно?

– Новый облик и содержание Ворошина сформировались в Германии. Читаем дальше.

Они листали пожелтевшие страницы, исписанные твердым, разборчивым почерком. Князь провел три года в Крефельде и два года в Дюссельдорфе, где установил тесные связи с крупными немецкими промышленниками.

– Думаю, – заметил Талейников, – что его следы должны привести нас в Эссен. Мне пришло это в голову в связи с именами людей, которые поддерживали отношения с князем: Густав фон Болен-Гольбах, Фридрих Шотт и Вильгельм Габернихт – представители военной промышленности Германии. Эти связи навели нашего Ворошина на мысль о том, куда выгоднее всего вложить средства. Война в Европе, освоение или разработка новых видов вооружения. Он мог стать совладельцем таких промышленных компаний.

– Думаете, заводы Круппа?

– Или Верахтена, соперника Круппа. Ворошин мог изменить фамилию. Ведь в тот период была полная неразбериха: война да еще революция в России. Исчезнуть из виду было легко, а знакомства в Германии давали ему хороший шанс осуществить свой замысел…

– А вот здесь сказано о его уничтожении, – прервал Василия Миковский, продолжая листать страницы. – Так что, боюсь, ваша теория не выдерживает критики.