Круг Матарезе

– Ну! Мы-то уверены, что да. Они изучили мое досье и выслали сразу нескольких, чтобы разделаться со мной, полагая, что если не один, так другой сумеет от меня избавиться.

– А где они находят, из кого набирают этих своих солдат? – прервал Василия старый учитель. – Где найти таких убежденных, и мужчин и женщин, способных с готовностью расстаться с жизнью?

– В ответе на ваш вопрос лежит истина, которую нелегко принять. Принцип вербовки уходит корнями в века… Был такой мусульманский шейх Хасан ас-Сабах. Он первый начал "ковать кадры" политических убийц с целью упрочения собственной власти. Их называли фидаи.

Миковский резко поставил стакан на стол.

– Я знаком с теорией, которую вы излагаете. Но она гипотетична! Фидаи, то есть убийцы Сабаха, защищали свою веру. Они были стоики, фаустиане. Они работали над собой, тренировали душу, разум и тело, презрев все радости земные ради удовольствий и благ грядущей жизни, пусть даже в преисподней. Эти порывы в наше время не пользуются спросом.

– В наше время? – Василий был готов спорить всерьез. – Да теперь как раз самые подходящие времена! Миром правит алчность. За блага земные, за благополучие люди готовы на все и продадут ближнего. Девять из десяти – наследники Фауста. Этого-то Карл Маркс как раз и не понял, я думаю.

– Он все понимал, абсолютно все. И если даже у Маркса и было нечто подобное, критиковать Маркса надо совсем за другое.

Талейников улыбнулся.

– Звучит опасно и напоминает апологию марксизма.

– А как вы относитесь к утверждению, что управление людьми слишком сложная штука, чтобы предоставить это самим людям?

– Монархистские убеждения. Я их не приемлю. Так мог высказаться царь.

– Так нет же, не царь. Они принадлежат американцу Томасу Джефферсону. Обе наши державы прошли через революцию в поисках путей обновления. Слова и решения наделены практическим смыслом.

– Ваша эрудиция не повлияет на мои убеждения. Я многое видел, много пережил…

– Я ни на что не собираюсь влиять и менее всего хочу, чтобы изменились ваши убеждения и способность видеть окружающее. Но не исключено, что мы оба сейчас находимся в процессе пересмотра собственных взглядов и делаем выбор.

– Выбор чего? Миковский поправил очки.

– Мы всегда стоим перед выбором: Бог или дьявол. И вряд ли я сделаю этот выбор при жизни… Как вы доберетесь до Эссена?

– Очень просто. Я рассчитывал вернуться через Хельсинки.

– Это будет очень сложно?

– Нет. У меня есть человек из Выборга, который должен мне помочь.

– Когда вы уезжаете?

– Завтра утром.

– Я рад бы пригласить вас к себе, чтобы мы смогли скоротать эту ночь вместе, но, видимо…

– Нет, спасибо. Это может быть очень опасно для вас.

– А я рассчитывал, что мой звонок в министерство культуры обезопасил меня…

– Сюда может нагрянуть милиция в связи с инцидентом. Помните одно: о теле, которое будет найдено без документов, вы ничего не знаете.

– Ну что же, Василий Васильевич, обнимите меня. Вы должны идти, и я больше вас не увижу. Я думаю, вы найдете ответ, который ищете.

– Спасибо. Я сожалею лишь, что подверг вас такому риску. Но я не мог иначе.

– Не жалейте. Вы умнее и взрослее меня в некоторых вещах. Вы правы.

Талейников молча пожал руку старику, которого видел в последний раз.

* * *

– Капитан Малеткин? – спросил Василий, хотя не сомневался, что нерешительный голос на другом конце провода принадлежит предателю из Выборга.

– Где ты?

– Я в телефонной будке, здесь, неподалеку. У тебя есть что-нибудь для меня?

– Да.

– Очень хорошо. У меня тоже есть кое-что для тебя.

– Я рад, – ответил тот. – Когда мы встречаемся?

– Сейчас. Выходи через главный вход, поверни направо и двигайся вперед, я перехвачу тебя. Последовала пауза.

– Сейчас почти полночь.

– Я рад, что твои часы так точны. Что, швейцарские? Небось, недешевы?

– Да при чем тут часы?.. У меня здесь женщина…

– Скажи, чтобы подождала. Прикажи ей, капитан! Ты же офицер КГБ.

Через семь минут Малеткин выскочил на тротуар перед главным входом в гостиницу. Василий понаблюдал за ним с минуту и оценил обстановку вокруг. Ничего подозрительного он не заметил.

Малеткин медленно пошел по улице. Прохожих в этот час было мало, только редкие парочки или группы солдат, возвращавшихся после увольнения в казармы. Талейников выжидал, наблюдая за улицей, высматривая того, кто не вписался бы в мирную картину городской ночи.

Но такого персонажа не было. Тогда Василий выскользнул из двери подъезда и через шесть секунд нагнал Малеткина, напевая "Янки дудл денди".

– Вот твое сообщение! – заторопился предатель, протягивая Василию копию шифровки. – Это единственный контрольный экземпляр. А теперь скажи мне, кто является агентом в Выборге.

– Ты хочешь сказать, вторым агентом, не так ли?

Талейников достал зажигалку и при свете мигавшего пламени просмотрел копию своего шифрованного сообщения в Хельсинки. Все в порядке, решил он.

– Ты получишь от меня это имя через несколько часов.

– А мне надо сейчас! Мне кажется, что кто-то постоянно проверяет Выборг. Я хочу обезопасить себя, ты обещал мне это! Утром я отсюда немедленно исчезаю, но перед этим я должен проверить…