Читаем Круг общения полностью

П.П.: Раз не чувствуют, то и пошли на хуй! (смеется). Они себя этим скомпрометировали, занимаясь «чем положено» и очень быстро поняв из журналов, что к чему. Они жуют эту обязательную программу, однако кто-то делает и неплохие работы, никак к этому не относящиеся. Системе же по хую, она спокойно может выставлять и прекрасное, и ужасное, не замечая разницы. Она абсолютно слепа и глуха и напоминает тупого осьминога. Пора, наконец, понять, что искусство – не самое оптимальное зеркало.

В.А.-Т.: Понять-то мы сможем, даже если поймем превратно, а вот действовать придется только в рамках того, что нам доступно: в рамках культуры, искусства.

П.П.: Но действовать можно и в рамках своих мыслей: то, что мы думаем, имеет более мощное поле, чем то, что мы делаем в виде инсталляций, картин, книг. Вообще говоря, некоторые вещи можно не высказать, а только помыслить. В таком виде они влияют на реальность гораздо эффективней…

В.А.-Т.: Это красивая романтическая идея: мои тайные мысли изменили мир!

П.П.: Так оно и есть. Уровень тайных мыслей – очень важный уровень (см. ил. 16.2).

Ссылки

107

В письме от 20 декабря 1995 года Пепперштейн пишет: «С удовольствием прочитал, Витя, Вашу „Текстанальность“ в Захаровском „Пасторе“. Эта захватывающая своим исповедальным накалом повесть меня очень увлекла; особенно приятно было узнать давно знакомую (по Вашим устным рассказам) историю о выкуривании гроба Пушкина. Хочется закончить стихами: Гроб Пушкина закурим, заторчим / Нальем в стаканы жидкий гроб Дантеса / И на поляне снежной среди леса / Мы выпьем и немного помолчим». А в конце августа 1998 года из Цюриха пришел факс следующего содержания: «Дорогой Витя! Спасибо за замечательные стихи и текст [„Над лисой и виноградом“, журнал „Место печати“]. Кроме достоинств самого текста, нас также порадовало телепатическое обстоятельство: за несколько часов до получения текстов мы с Викой очень долго, наперегонки, извергали потоки рифмованных строк, вертящихся вокруг „стоял ноябрь уж у двора“. Но на самом деле у двора стоит всего-навсего сентябрь, не столь уж печальная пора».

108

См. мою статью «Московский партизанский концептуализм» на сайте Stella Art Foundation и на сайте Сергея Летова: www.letov.ru/ conceptualism.

109

В гомогенной среде «критическая ответственность» не практикуется, т. к. в самом этом понятии заключен вирус гетерогенности. В советские времена идентичность неофициального арт-мира была вынужденной формой сплоченности в контексте противостояния между культурой у власти и альтернативным искусством. Отсутствие интереса к критическому дискурсу в маргинальной среде «компенсировалось» инвективной лексикой со стороны (и в адрес) мейнстрима. То, что происходило потом (по принципу «шаг вперед, два шага назад»), это обустройство критической функции в рамках некогда «единого» художественного проекта под названием «unofficial art» – тенденция, обусловленная гетерогенными импульсами и процессами, без которых искусство обречено на стагнацию.

110

В предлагаемом здесь отрывке из диалога с ПП мои вопросы и комментарии сведены к минимуму. Полный текст диалога см. в каталоге выставки «Moscow Partisan Conceptualism: Irina Nakhova and Pavel Pepperstein», edited by Margarita and Victor Tupitsyn, Art Sensus UK, London, March 2010.

Лев Рубинштейн

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии