Однако хуже всех пришлось буфетчице фру Бродерсен. Прежде она была матерью капитана, ну пусть не матерью, а мачехой, была леди, а теперь она стала просто буфетчицей, и не более того. Она была дама начитанная, образованная, с хорошими манерами, рослая и представительная, элегантно одетая, гордая, держалась с достоинством и не общалась с каждым-всяким, а теперь все грозило стать по-другому. В дни больших развлекательных выездов находились даже пассажиры, которые считали вполне возможным, чтобы она сама подавала кому кофе, кому полбутылки вина, они-де уже давно заказали. Она выслушивала их наглые требования, не говоря ни слова в ответ. Коль скоро она не желает общаться с каждым-всяким и без толку болтать языком, ей остается только молчать. Перестав быть членом семьи самого капитана, Лолла вообще утратила прежнее положение. Она страдала. И Грегерсен, и Алекс только выиграли — их и в чине повысили, им и жалованье прибавили. А чего достигла она? Дождавшись конца лета, она пошла к молодому Клеменсу.
Лолла вполне могла обратиться к Ольге и спросить совета у нее, но пошла она к молодому Клеменсу.
Он выглядел таким же, как и прежде, учтивым и обходительным, хотя, возможно, чуть более счастливым, чем в прошлый раз. Он показал ей все книги, которые дожидались ее, а их набралось очень много, он не торопился расставлять их по местам, рядом с прежними книгами, пока она их не просмотрит.
За такую трогательную заботу она могла лишь учтиво поблагодарить и сделать заинтересованный вид. Но пришла-то она с другой целью, и пусть он извинит ее за то, что она отнимает у него время. Так вот, нельзя ли немного посвятить его в ее личные дела?
Ну конечно же, о чем речь! Она сегодня и впрямь выглядит удрученной.
Лолла улыбнулась:
— Зато вы как раз наоборот.
Ну что о нем говорить… Дела у него идут неплохо, ему поручили вести несколько больших дел, одно из них он только что выиграл, между прочим, благодаря полюбовному соглашению. Так что он на жизнь не жалуется. А как она?
— Капитан Абель… он уехал.
Об этом Клеменс уже слышал. Удивительная личность.
— Сбежал, — продолжала она. — По-другому я это назвать не могу.
А ей в общем-то надоели и работа, и сам корабль, как же ей теперь быть?
Клеменс правильно ее понял, он ни на секунду не подумал, что она намерена поступить к нему в услужение. Или все-таки подумал? Представьте себе, на какое-то короткое, удивительное мгновенье эта мысль промелькнула у него в голове. Он растерялся.
— Да, мы все можем задать себе вопрос — как нам теперь быть? — сказал он и добавил: — Милая Лолла.
Но ей-то как быть?
Молчание.
Между прочим, она, может, не откажется от рюмочки вина, раз уж пришла к нему?
Лолла, залившись румянцем:
— Вы… вы, верно, шутите?
Но ведь она приносила ему кофе и пирожное на пароходе, и с ее стороны это было так любезно, он до сих пор не забыл. И раз уж она пришла, он сходит за бутылкой.
С этими словами Клеменс встал.
— Ну зачем же вы сами?
— Пустяки.
Но Лолла поднялась и пошла за ним следом. Она еще с прежних времен не забыла, где у них стоит вино. Можно она ему подсобит?
Они принялись за дело, на пару отыскали полбутылки портвейна, и Лолла внесла ее на подносе. Кивнув друг другу, они выпили.
Да, пояснил он, ему теперь приходится самому кое-что делать по хозяйству. Регина-то ушла.
— Вот как?
А потом она и вовсе обручилась. Правда, теперь к нему ходит Регинина бабушка, вафельщица. Она приходит каждый день к завтраку. Обедает он где-нибудь в кафе, а на ужин сам себе берет что-нибудь из кладовой.
Лолла только головой покачала.
Ничего страшного, нужды он не терпит. Да они и не об этом собирались говорить. Уж не намерена ли она уйти с «Воробья»?
Да, она и об этом подумывает.
— Так, так, — сказал Клеменс и смолк. Он прекрасно понимал, что она пришла не за советом, а просто чтобы поговорить с живым человеком. И такое ли уж это безумие уйти с «Воробья»?
— Такое ли уж безумие? — повторила она. Да, у нее есть место на корабле, и занятие, и заработок, и будущее. Но ей стало там как-то неуютно.
Уж не думает ли она о каком-нибудь другом месте?
Думать-то думает, но, как бы это получше сказать, не наглость ли с ее стороны, что она думает о собственной лавке?
Клеменс, снова упав с облаков на землю:
— Лавка… да-да, конечно… небольшая лавка…
— Пусть даже молочная торговля.
— Да-да, это и впрямь выход.
— Молочная торговля, кое-что в витрине, ну и на полках.
А чего ради так ужиматься? Ведь она — держатель акций «Воробья».
Лолла объяснила, что акции принадлежат вовсе не ей, но что она, вероятно, сможет получить под них какую-то толику денег на свои надобности.
Ну, разумеется, сможет.
То, что он счел этот план вполне разумным, ее несколько приободрило, и тогда она задала еще один вопрос: не может ли господин Клеменс помочь ей на первых порах, когда надо будет оформлять патент на торговлю, контракт на аренду помещения и тому подобное?
— С большим удовольствием.
Она встала.
— Ну а теперь отберите себе несколько книжек, — сказал он, вынося большой лист оберточной бумаги.
Она бы погодила брать книги. Потому что если ей придется переезжать…