Мягкая ладонь накрыла кулак Белянки, комкающий подол сарафана. Ведунья наклонилась и спокойно, будто объясняя урок, произнесла:
– Мы должны сохранить деревню, а для этого нужны согласие внутри сельчан и доверие нам. Скажем, что Стрелок тяжело болен, назначим кого-то вместо него. Но если Ласка сделает то, что обещала, мы не сможем тебя защитить. Так что попытайся уговорить ее миром, тогда останешься невиновной. Срок до заката.
– Но… – Белянка прикусила губу.
Тетушка Мухомор посмотрела темными от боли глазами, сжала горячей ладонью плечо, словно хотела добавить что-то важное, словно хотела попросить прощения, но сказала лишь:
– Мы с Горлицей пойдем к Озеру ведуний, за советом.
Белянка глубоко вдохнула знакомый с детства запах мелиссы и душицы – веки загорелись слезами – и молча кивнула. Язык прилип к небу.
Еще вчера она мечтала, чтобы мир переменился. Еще вчера мечты чудесным образом сбывались! А теперь… если сельчане на нее подумают, то выгонят же! Да не просто из избы – из деревни! И куда идти? Что делать? Убедить Ласку снять приворот? Проще время остановить, реку развернуть!
Горлица не смотрела на Белянку – надела башмаки и вышла на порог, скрипнув дверью. Тетушка Мухомор неторопливо уложила в корзинку обед, перевязала желтым платком, накинула шаль и прошептала на прощание:
– Да прибудет с тобой Лес, доченька.
Горло сдавило огненным кольцом. Слезы прожгли на щеках тонкие дорожки.
«Доченька». Как же! Только что пообещала в случае чего выбросить вон. И «доченька». Сестрица одна уже была такова. Хватит. Наигрались в семейку.
Семья. Такое занятное слово. От него сразу горько и сладко на языке. У Боровиковых – семья, они друг за друга горой. У тетушки Пшеницы – семья, к ней когда ни придешь, всегда чувствуешь себя дома, в семье. А Ловкий – семья? Или Горлица? Или Ласка?
Может, со Стрелком бы у них и получилось? Кто знает. Может, даже и сейчас еще не поздно? Снять приворот, помириться с Лаской, уйти от тетушки Мухомор!.. И тогда однажды к ней тоже придут гости, как к тетушке Пшенице. И почувствуют себя дома.
Белянка зажмурилась. Горячие слезы собирались в уголках глаз, катились по скулам, щекотали подбородок, текли за шиворот. Нет. Нельзя плакать. И думать так нельзя. Сейчас важно одно – уговорить Ласку. Возможно, невозможно, больно, не больно, хочется, не хочется – без разницы. Нужно встать, взять себя в руки и идти.
Только сначала успокоиться, закрыть глаза и ни о чем не думать. Совсем ни о чем.
Глубокий вдох и долгий выдох. Уходят страх, боль и тепло. Остаются только холод и покой. Стынет кровь, замирает сердце. В воздухе витают ответы.
Теперь можно выбирать верный путь. Разумом выбирать – не сердцем.
Она открыла глаза, хлопнула ладонями по коленям и побежала к выходу, пока решимость не улетучилась.
Дверь ударилась обо что-то мягкое, и Белянка едва не разбила себе с разбегу нос.
– Зашибешь! – воскликнул Ловкий, отскакивая в сторону.
– Что ты здесь делаешь? – Она поспешила промокнуть уголки глаз, чтобы скрыть недавние слезы.
– Я… – он растерянно оглянулся. – А Ласка там?
Веснушчатые щеки подернулись едва заметным румянцем.
Он еще не знает. Белянка закусила губу.
– Нет. Ее нет. И лучше не ищи ее сегодня.
– Что? – нахмурил он мохнатые брови.
– Я все объясню тебе завтра. Просто держись сегодня подальше от Ласки и Стрелка, – Белянка коснулась его плеча.
– Стрелка? – он крепко сжал ее ладонь. – Она у него?
– Завтра, я все расскажу завтра, – вкрадчиво произнесла Белянка.
– Он клялся мне, что заберет тебя у тетушки Мухомор! Что не обидит и… – Ловкий глухо зарычал.
– Ш-ш-ш. – она приложила палец к губам. – Он бы так и сделал. Но вмешалась Ласка. И до вечера у меня есть время все исправить.
– Ваши колдовские штучки? – он выпустил ее руку.
Белянка коротко кивнула и шикнула:
– Только я тебе ничего не говорила, слышишь?
Он отвел глаза.
– Это она так не хотела быть со мной? – Ловкий развернулся на пятках и спрыгнул с порога.
– Не ходи к ним! – крикнула вслед Белянка.
Он лишь передернул плечами и прошипел:
– Вот уж воистину с ведьмами связываться!.. – подобрал камень и с силой запустил в стену хижины.
Белянка вздрогнула от глухого удара.
– Только зачем же она поцеловала меня после танца? – бросил Ловкий и, не оборачиваясь, стремительно скрылся в зарослях.
Глава 14
Болит голова. То нарастает, то затихает гул, волнами подступает тошнота, и хочется пить. Глотнуть вишневого компота. Кисло-сладкого, бодрящего. Из той самой вишни, что растет на заднем дворе. Или лучше воды. Свежей родниковой воды. Пусть она пахнет снегом. Пусть остудит ободранное так и не родившимся криком горло.
Лица коснулись пальцы. Нежные и тонкие мамины пальцы. Не открывая глаз, Стел улыбнулся уголками рта. Пальцы скользнули по лбу, очертили нос, подбородок и вдруг сильно, до боли, потерли мочки ушей и влепили пощечину.
– А-а-а! – Стел заорал и приподнялся на локтях.
– Очухался? – перед ним расплывалось встрепанное лицо Рани: щеки пылали, подрагивали сжатые губы.
В один миг он вспомнил колдовской взгляд Рокота и приказ об увольнении. Вот же проклятье!