Круги Данте

Он должен был выйти отсюда, пока Баттифолле не ожидал увидеть его на улицах города, в котором праздновал свою победу. Выйти было очень сложно, даже смертельно опасно, если не иметь определенного плана действий. Он даже не знал, что делать, когда он окажется далеко от дворца. Но гордость и честь заставляли поэта попытаться сделать это, использовать все возможности для побега, а не ждать покорно, когда веревка затянется вокруг его шеи. Его судьба была похожа на песочные часы: песчинка за песчинкой, неумолимо падая через узкую воронку, отмеряли его участь; однако некому будет перевернуть их, когда верхняя половина опустеет. Если обычный выход был невозможен, ему нужно было искать другой способ и делать это вопреки накопившемуся напряжению, которое сводило судорогой его ноги и усиливало сердцебиение, и вопреки дурным предчувствиям.

В беспокойстве мечась по коридорам дворца, поэт столкнулся со слугой, который посмотрел на него с наглым любопытством; поэт почувствовал, что на его лице написан страх. Но эта мимолетная встреча подарила Данте идею, которая придала ему сил. Существовала верная и почти забытая возможность покинуть дворец благоразумно и без свидетелей. Он пошел быстрее, преодолевая усталость, на нижний этаж. Он вознес благодарность небесам, потому что никто не запретил ему пройти в патио, и облегченно вздохнул, когда увидел, что на его пути нет никаких препятствий. Он быстро спустился вниз по изношенным ступеням. У подножия лестницы он налетел на человека, которого вначале не заметил. Тут Данте понял, что сегодня удача на его стороне. Перед ним стоял тот, кого он искал. Он едва не сбил с ног ошеломленного Кьяккерино, который отступил назад. Поэт крепко схватил его за руки, как утопающий, который, утратив надежду, хватается за спасительную доску.

― Кьяккерино! Ты узнаешь меня? ― воскликнул он с радостью.

― Да, конечно, мессер… ― ответил слуга изумленно. Данте перестал сжимать с такой силой его руки, потому что заметил испуг в глазах слуги, и постарался успокоиться. Между тем он не мог найти подходящих слов.

― С вами все в порядке? ― спросил слуга взволнованно. ― Вы нехорошо выглядите, мессер… Если разрешите сказать, похоже, что вы встретились с самой смертью.

Поэт беспомощно улыбнулся. Его ноги дрожали, голова кружилась, телом овладела слабость. Данте понял, что изобразить уверенность ему не удалось.

― Я чувствую себя хорошо… не волнуйся… ― заикаясь, сказал он.

― Это потому что вы не видели то, что видел я! ― заявил слуга. ― Благодарение Господу, Отцу нашему, что я наполовину слеп и не вижу всех этих ужасов со всей четкостью.

Данте заметил, что одежда этого человека была немного влажной и его скудные волосы всклокочены, словно он хотел так просушить их.

― Ты был снаружи? ― спросил поэт. ― Я думал, что никто не может пройти, ― уверенно сказал он.

― Но вы же знаете, что у меня свои методы, мессер, ― ответил Кьяккерино с гордостью, подмигивая собеседнику.

Сердце Данте наполнилось надеждой. Это было то, что он искал и на что надеялся. И препятствий на пути поэт пока не видел.

― Как и многим флорентийцам, мне было любопытно посмотреть на этих демонов, которых вели в Стинкс. Но я же говорил вам… это нехорошее дело, ― продолжал слуга, характерно качая головой. ― Господь покарал нас одним из тех зрелищ, которые можно увидеть только в аду. Поэтому я поскорее вернулся во дворец.

― Что произошло? ― перебил его Данте, стараясь обуздать нетерпение, сжимавшее его сердце.

― Нечто ужасное! ― ответил Кьяккерино с театральным жестом страха и очевидным желанием рассказать обо всем. ― Это было справедливое наказание, не отрицаю, потому что они сделали много зла и потому что они проклятое отродье Сатаны, ― он перекрестился, ― но очень страшно было смотреть, как жестоко можно поступить с тремя простыми людьми или демонами, кем бы они ни были, потому что они тоже из плоти и крови, как и мы с вами.

Данте задрожал сильнее. Его предчувствия начинали сбываться. Эти несчастные не дожили до казни.

― По крикам людей я понял, что произошло, ― рассказывал слуга. ― И я думаю, что там было мало солдат, но я не слишком много знаю об этом, ― оправдывался он скромно. ― Кроме того, когда начали бросать в них камни, некоторых оттолкнули, так что когда огромная толпа людей набросилась на повозку, в которой их везли, узников стянули.

Поэт молча слушал рассказ Кьяккерино в смятении, чувствуя опустошенность и недоверие к своим землякам. Это был кошмар, который он не хотел видеть, о котором он не хотел слушать, но у него не было сил прервать слугу. В сложившихся обстоятельствах этот болтун был бесценен.

― Вы видели, как визжат крысы, когда их жгут в норе? ― задал старик вопрос. ― Вот так же кричали эти демоны. Только ужасные крики, без слов, потому что, говорят, они немые. Они старались забраться обратно в повозку, словно предпочитали попасть в объятия палача, ведь в конце концов их все равно ждала смерть, верно?