Круги Данте

Данте пришел к выводу, что ненависть этого яростного проповедника опиралась на общие предрассудки, предположения и сплетни, услышанные тут и там, которые всегда окружали мужчин и женщин, отделенных от мира. Все это смешано в безумном totum revolutum[37] с обвинениями в ереси и эпикурейских выражениях императора Фридриха II и его фаворитов, миланских полубратьев или опасных преследователей Свободного Духа, секты скорее мифической, чем реальной с малым количеством преследователей, которые лишь дурили людям головы.

― Может быть, они не все такие… ― лукаво предположил Данте. ― Говорят, что сам папа Иоанн приготовил энциклику, в которой защищает хороших бегинов, которые ведут достойную жизнь и не вступают в теологические дискуссии о…

― Дьявольская ложь! ― прервал его старик, беснуясь. ― Святая Церковь постановила на последнем соборе, что выступает против гнусной секты Свободного Духа! Развратные богохульники, которые воображают себя божественными и гнездятся среди лицемеров! Может быть, эта французская проститутка Порет не бегинка? ― добавил он, в то же время суеверно перекрестившись. ― Та, что сгорела в Париже несколько лет назад…

Дом Маргариты Порет был известен Данте. Это была бегинка из города Эно, которая написала книгу «Зерцало простых душ». Она была обвинена в мистической ереси и в распространении этой ереси среди простого народа и бегардов. Ее сожгли на костре в 1310 году. История с Маргаритой Порет ослабила движение бегинов, которое в первые годы столетия обладало очень большой вредоносной силой, хотя не было никаких обвинений в ереси. Кроме того, Вьеннский собор, о котором говорил старик, своими нападками на Свободный Дух не вызвал милосердия к этим людям. Против них были довольно странные обвинения, хотя существовали настоящие сильные ереси, только хорошо организованные, подобные той, что распространялась плутами из Богемии, фламандскими ткачами, настоящими анархистами, призывающими к социальной революции. Тут можно было вспомнить кровавое восстание, организованное Дольчино[38] и «апостольским братством», которое было основано Герардо Сегарелли, вдохновленным искаженными францисканскими идеями. Поэтому Данте продолжал разговор с некоторым возбуждением.

― И ты говорил что-то о преступлениях… ― он старался говорить спокойно, ― как они называются? Дантовские?

― Защити нас, Господи… ― пробормотал захваченный врасплох старик. ― Это худший пример того, в какой несправедливости и мерзости погрязла Флоренция.

― Ты не подозреваешь, кто мог это сделать? ― спросил Данте в лоб.

― Сам Сатана! Кто, если не он? ― произнес проповедник дрожащим голосом. ― Из-за этих ублюдков и их жутких прегрешений вода Арно превратится в кровь, и рыба в реке умрет, и река породит лягушек, которые выберутся на берег и заберутся в твой дом и…

― Кто эти ублюдки, о которых ты говоришь? ― торопливо произнес Данте.

―…и Он пошлет очень сильный град, который убьет всех людей и зверей на земле, ― продолжал старик, заговариваясь, словно он снова читал одну из своих проповедей, ― а потом земля произведет на свет саранчу, которая покроет лик земли и сожрет все, что оставалось живым…

Данте, не желавший упускать такой момент, слушая библейские предсказания, постарался вернуть разговор в нужное ему русло.

― Но кого ты имеешь в виду? ― спросил он, взяв нетерпеливо старика за руку.

Тот прервал свой монолог и таинственно произнес:

― Немые демоны с голубыми ногтями…

Этих, несомненно, не было ни в одной из египетских казней, и Данте не понял, о ком он говорит.

― Что это за демоны?

― Они гуляют по «бычьим сушильням»! ― выкрикнул старик.

Пытаясь понять эти слова, Данте не обратил внимания на треск около его левой ноги; однако мгновение спустя он осознал, что что-то происходит: что-то просвистело мимо его головы, ударившись рядом о землю. Он привстал и тогда заметил близкий стук камней. Он почувствовал, как об него ударяется дождь из мелких осколков, и понял, что его бьют камнями, возможно, выпущенными из пращей, судя по силе, с которой они били, хотя он не видел, откуда они летят. Удивление сменилось паникой, когда несколько камней ранили его; он решил, что, несомненно, у нападавших наберется целый ящик камней. Старик, видимо, понял, что происходит, потому что он начал молиться дрожащим голосом.

― Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem Caeli er Terrae…[39]