На рассвете поэт открыл глаза и с облегчением избавился от всех этих снов, которые разъедали душу. Сидя у большого открытого окна в своей комнате, он довольно долго рассматривал кусок неба, который был виден ему; звезды медленно гасли при свете наступающего дня. Наблюдая восход солнца и слушая первые крики приветствовавших день петухов, поэт перевел взгляд на картину, которая открывалась ему в комнате. Документы, где написано то, что когда-то сочинил Данте, лежали перед ним на столе. С каким-то новым чувством он посмотрел на свою руку, лежащую рядом с чернилами и пером ― его рабочими инструментами. Иоанн, евангелист, когда-то сказал: «Ищите, читая, и вы найдете, размышляя». Что-то подобное старался сделать Данте. После ночной болтовни Гвидо де Баттифолли запертый в своей спальне, при свете одной свечи поэт с лихорадочной быстротой этим самым пером записывал даты и события, размышления и чувства, чтобы осмыслить то малое, что было собрано.
Он протер глаза, словно хотел сделать яснее свой взгляд и мысли, и взял один из исписанных листов.
Невозможно было отрицать связь между преступлениями и его произведением. Гнусные убийцы позаботились о том, чтобы исключить всякие сомнения. Связь была бы ясной, даже если бы фрагменты «Ада» не были вставлены в жуткий сценарий, который они создали; несмотря на это, убийцы их использовали, и это потрясало Данте больше, потому что было очевидно, что преступники шли на все, чтобы очернить его или, по крайней мере, его произведение. Он с яростью думал, какую выгоду могли из этого извлечь убийцы. Было бы абсурдно не видеть, что эти действия направлены кем-то из его врагов. Кроме того, Данте никак не мог понять суть плана, разработанного в дьявольской лаборатории. Возможно, конечно, что это действительно было дело рук Сатаны. Тогда следовало отказаться от расследования, предположений или анализа. Но Данте знал, что действие зла редко не проходили через человеческие руки. И эти убийцы были из плоти и крови, они с невероятной настойчивостью продумывали свои злодеяния, словно делали это ради интереса, словно не было никакого другого мотива у этих преступлений. Мысли о дьявольском вмешательстве следовало тихо отставить в сторону, потому что это не только не объясняло происшествие, но и не могло помочь предотвратить будущие преступления. Об этом и пытался думать поэт, но прежде всего он должен был восстановить свою честь в глазах земляков. Сохранять ясность суждений в подобных обстоятельствах было почти то же, что искать иголку в стоге сена.
Данте перетасовал свои записи, сложив их в случайном порядке, словно ждал, что случайность поможет ему найти то, что разум пропустил. Даже сравнение каждого из преступлений с описанием из его книги не давало логического решения, какой-то подсказки, которая помогла бы двигаться дальше. В хронологии событий порядок частей «Ада» был нарушен. Имитаторы не соблюдали очередность кругов так, как это было в вымышленном мире, где его сопровождал Вергилий. Так, первое преступление ― жестокое подобие Цербера и мерзкая грязь ― относилось к третьему кругу ада, который Данте изобразил в четвертой песни. Во втором преступлении ― кровавом потрошении Бальдазарре де Кортиньяни ― палачи перепрыгнули через текст, остановившись на девятом рве восьмого круга, относящемся к двадцатой песни его произведения. Почти одновременно в третьем преступлении они сделали несколько шагов назад, к двадцатой песни, описывающей четвертый ров восьмого круга. В четвертом, последнем убийстве, в случае с иноземным торговцем, преступники возвратились к песни XIV, где речь шла об осужденных, которые страдали в огненном песке седьмого адского круга. В итоге было невозможно понять ход мысли этих злодеев. Данте подумал в отчаянии, что с тем же успехом они могли спуститься к глубоким вечным льдам основания ада или вернуться к вратам, где была надпись с призывом «оставить упованья», предназначенная для всех, кто туда входил.