― Времени… Знаете, почему я не мог встретиться с вами раньше? ― сказал он. ― Я принимал тайную делегацию очень возмущенных знатных горожан. И очень напуганных, ― подчеркнул он высокомерно. ― Они просили меня разобраться с этими жестокостями! Они сомневаются в усердии своих правителей и ищут помощи у своего защитника, короля Роберта. Их не останавливает то, что у их защитника связаны руки, особенно этими правителями и их вероломством. Они же готовы отозвать его сеньорию на два года раньше установленного срока, ― пылко воскликнул граф. ― У нас мало времени, Данте… Близятся октябрьские иды. Если выборы окончатся неблагоприятно, если наберутся сил наши противники, те, кто сегодня несет зло Флоренции, тогда нам нечего будет делать. И не сомневайтесь в том, что Роберт покинет Флоренцию.
Данте молча слушал, будучи не готов возражать или просто отвечать. Следующие фразы наместника прозвучали как приказ, похоже, его миссия превратилась из одолжения в обязанность.
― Продолжайте свои исследования завтра, но помните, что время работает против нас, ― подвел итог граф суровым тоном. ― Вы можете оставить нас.
Глава 32
На следующий день Франческо появился рано, готовый служить тенью Данте в его передвижениях по городу. Они тут же отправились в путь. По правде говоря, Данте даже смутно не представлял себе, откуда следует начать расследование. Он подумал, что, возможно, стоит осмотреть все сушильни поблизости от Арно, на которые так таинственно указал безумный проповедник. Ему составило мало труда убедить своего юного охранника в преимуществах пешей прогулки, которая не привлекала столько внимания, сколько всадники. Временами шел холодный дождь, так что они решили покрыться несколькими тонкими плащами, которые скрывали их фигуры. Однако это не значило, что они отказались взять с собой оружие. Скрыв его под плащом, они могли спастись от неожиданных нападений. Франческо ни в коей мере не хотел оставаться беззащитным, безоружным в городе, тем более таком опасном, как этот. И Данте не стал спорить, потому что в душе после пережитых событий понимал, что эти доводы имеют смысл. В пути они разделялись, когда улицы не представляли опасности и были немноголюдны.
Флоренция была городом контрастов. Пока прохожих было мало, город был похож на место, наказанное каким-то ужасным проклятием, опустошившим его улицы. Но когда флорентийцы покидали свои дома и собирались на площадях, появлялось ощущение, что ничто в мире не могло бы изменить образ жизни этих работящих людей. Возможно, это было проявлением силы, характера, который помогал им переживать все невзгоды.
Франческо был серьезен и молчалив. Он часто подозрительно смотрел по сторонам, очевидно, чувствуя себя неудобно без лошади. А Данте этот человек без своего коня казался похожим на бога, спустившегося с Олимпа на отвратительную арену, где обитали смертные с их тревогами и страхами. Возможно, поэтому, а также потому, что ему казалось абсурдным ходить целый день с кем-то, не произнося ни слова, поэт решил начать беседу.
― Франческо, я думаю, что почти вдвое старше тебя. Поэтому ты не будешь против, если я стану обращаться к тебе на ты? ― спросил он мягко.
― Вы можете делать все, что захотите, поэт, ― безразлично произнес тот, не поворачиваясь и не останавливаясь.
― Поэт… ― повторил Данте с легкой улыбкой. ― Это любопытно… я поэт, несомненно; однако ты произносишь это слово как оскорбление.
Франческо ограничился тем, что украдкой посмотрел на него, продолжая путь. Вступив на площадь Санта Кроче, Данте осмотрел все вокруг, словно надеялся встретить снова сумасшедшего проповедника. Это было похоже на желание вернуться в дурной сон; но Данте не увидел старого безумца. Было что-то в квартале Санта Кроче, что источало религиозность, не всегда ортодоксальную. Скорее, это была мистическая и неясная духовность, которая носилась подозрительной тенью над разными кающимися и святошами, которые здесь укрывались. Но, кроме того, Санта Кроче кишела нищими ― в нищете францисканцы хотели воплотить свой идеал добровольной бедности. Реальность показывала, как трудно соединить идеалы и жизненные обстоятельства недобровольной бедности, призывая любить религиозный идеал.
― Неужели ты тоже думаешь, что моя поэзия убивает? ― продолжал Данте шутливым тоном. ― Уверяю тебя: когда музы посещают меня, они не внушают мне преступных мыслей. Из всех дел, которыми я могу заниматься на протяжении своей жизни, поэзия самая безобидная.
― Я с этим согласен, ― ответил Франческо резко. ― По крайней мере, она не втягивает в свои дела изгнанников, страдальцев и бедноту, как остальные.
Данте остановился. Их взгляды скрестились, и он не увидел ненависти. Может быть, в глазах юноши был только бесконечный груз горечи.