Данте чувствовал себя снова опустошенным. Эти слова напомнили ему общее отношение к правосудию, которое иногда превращало понятие справедливости в нечто совершенно пустое. Данте задавался вопросом, где и когда «благородная дочь Рима» отставила в сторону священные традиции справедливости своих предков. Флорентийцы посвящали себя тому, чтобы обосновать такие явления, как вендетта, незаконные наказания, которые терпели многие невиновные, потому что главная цель состояла в том, чтобы не дать уйти действительно виновному. Таким образом, презиралось собрание ученых римских юристов, а практиковались произвольные аресты по малопонятным и вымышленным обвинениям. Систематически применялись пытки для получения разного рода признаний. Ежедневно можно было увидеть, как оправдывались виновные, если они стояли высоко на социальной лестнице; как обвинялись невиновные, у которых, к несчастью, не находилось достаточных денежных средств. И церковь в своей попирающей законы борьбе с ересями не укрепляла идеалы христианской справедливости, она была поглощена земным правосудием. Инквизиция соединяла в себе функции следователя и судьи на закрытых процессах, обладала огромной властью для арестов и заключения под стражу преступника, при этом было необязательно, даже не рекомендовалось, говорить обвиняемому, в чем его вина. Необязательно было называть имена свидетелей, давать задержанному защитника, оспаривать документы и доказательства было так же невозможно, как отменить окончательный приговор. Кроме того, инквизиция принимала обвинения даже от маленьких детей против их родителей и с радостью поддерживала жадность и злобу соседей. Все это приводило, без сомнения, к тому, что люди принимали все без вопросов, отворачивались ― это был особый вид дикости.
― Тем не менее, мы не станем делать этого, ― отрезал Данте.
Жест безразличия был единственным ответом Франческо, который взял новый кусок рыбы.
― Наша цель состоит в том, чтобы выяснить обстоятельства конкретных дел, ― продолжал поэт, как был оправдываясь. ― Являются они мятежниками или нет, есть ли за ними другие преступления ― задача для суда Божьего и тех людей, кому поручено этим заниматься. По правде говоря, нас привела к ним болтовня полоумного проповедника, которому верить не следует. Болтовня о вредных бегинах, которая ничего не стоит. И рассказы о немых демонах с голубями когтями, об этом вообще ничего нельзя сказать…
― Как пожелаете, ― презрительно бросил Франческо. ― Это ваше расследование, ваш город и ваше имя поставлены на карту.
Данте чувствовал себя утомленным. У него кружилась голова от выпитого вина. Кроме того, сырость подействовала на его усталые кости. В моральном отношении он чувствовал себя ненамного лучше; он был удручен своим положением и этими гнусными событиями, которые казались почти свершившимся судом над его именем, он был бессилен найти логическую или просто приемлемую связь между своим произведением и преступлениями.
― Мое имя поставлено на карту? ― уточнил он. ― Только потому, что какие-то бессердечные ублюдки посеяли панику, использовав мое произведение. Я должен очистить свое имя, иначе мои руки тоже будут запятнаны кровью?
Ответом на это было молчание, тяжелым грузом повисшее в воздухе.
― Сколько раз я спрашивал себя об этом! ― продолжал Данте. ― Иногда мне хотелось бросить все и убраться из Флоренции, от моего прошлого, от моего имени и репутации. Вид, который приняло это дело, вовсе не облегчает горечь от моего тайного возвращения. Какую цену можно заплатить за правду? Если нам удастся ее найти…
Молчание стало еще более тягостным, и Данте не хотелось нарушать его. Молчание превратилось в тень, опустившуюся на обоих людей. Неожиданно Франческо заговорил:
― Вы говорите о правде… но этим утром вы говорили о том, что у каждого своя правда…
Данте удивленно кивнул. Он стал сомневаться в том, что его слова не затронули его сильного спутника.
― Вероятно. Так говорят.
― Значит, единой правды нет… ― произнес Франческо очень неуверенно. ― Как это возможно?
Данте поерзал на своем стуле, почувствовав снова интерес к беседе.
― Возможно. Но что ты имеешь в виду?
Франческо был взволнован. Казалось, он чувствует себя неудобно, и Данте испугался, что он захочет так же неожиданно прервать разговор. Однако он постарался объясниться.
― Говорят, ― пробормотал молодой человек, ― что у правды есть только один путь.
― Это прописная истина, Франческо, ― ответил Данте с улыбкой. ― Нет ничего несомненного.
― Но только если мы знаем правду, мы можем быть по-настоящему свободными… нам постоянно это говорят, ― сказал Франческо. ― Правда освободит нас, так сказал Августин. Как может быть несколько правд?
― Возможно, Августин был заинтересован в том, чтобы ограничиться той правдой, которая давала чрезмерную свободу ему, ― проворчал Данте. ― Однако стать великим примером христианской жизни ему помогла не несчастная юность. В любом случае, эта фраза, которую любят повторять, в действительности взята из Евангелия от Иоанна…