Круги Данте

― Я уже рассказывал вам о той непростой ситуации, которая сложилась, когда вы прибыли во Флоренцию, ― начал он, очень тщательно подбирая слова. ― Но гордые флорентийцы всегда прячутся, как черепахи на солнце, под свой панцирь… Как вы собираетесь лечить больного, если не хотите знать, чем он болен, если одеваете его в красивую одежду и душите его розами, чтобы он казался здоровым? Вы лицемерно переживаете, по если хотите по-настоящему жить, то должны принять любой исход, ― заявил он поэту вызывающе. Потом он снова стал ходить по комнате и продолжал свои объяснения. ― Важна цель, Данте Алигьери, я говорил вам об этом, когда мы беседовали в первый раз. И чтобы добиться этой цели, необходимы средства, которых часто нет в распоряжении королевского наместника в городе, подобному этому. И их становится еще меньше, когда начинаешь слушать свою гордость. Иногда нужно действовать, оставаясь в тени, и использовать средства, которые никогда бы не были признаны почтенными горожанами. Но я напоминаю вам, что мессер Роберт, король Пульи, послал меня в ваш город для выполнения определенных задач, и это то, чего я придерживаюсь…

― Вы признаете, что все было сделано для выполнения этих задач? ― перебил его поэт недоверчиво.

― Я государственный человек, ― ответил Баттифолле весело. ― Мало кто делает добро бескорыстно. Я подчинен целям и интересам высшего порядка и, как солдат, должен бороться исключительно за свою родину. Или вы не были солдатом? Кроме того, в отличие от вас, я имею дело с существами из плоти и крови, не с литературными фантазиями. Я знаю, что существуют вещи, которых простым смертным не понять. Но есть Бог, и он все видит. Я надеюсь, что в свое время наш Господь в своей бесконечной мудрости и доброте поймет и простит меня…

Данте заметил его смущение. Гвидо Симон де Баттифолле по его собственному признанию решил бороться с лицемерием при помощи цинизма и жестокости.

― Вы убивали невинных! ― воскликнул с негодованием поэт.

― Жертвы… Сколько жизней вы бы отдали за безопасность вашей родины? ― цинично спросил граф, глазом не моргнув. ― И сколько невинных страдает из-за этой злополучной ситуации во Флоренции? Не достаточно ли невинны вы, чтобы страдать из-за этого несправедливого изгнания?

Данте не знал, что сказать. Наместник Роберта по привычке смешивал аргументы разного порядка. Он находил двусмысленные силлогизмы, в которых, казалось, одно утверждение отрицало другое. И согласие с частью сказанного могло привести к уверенности в справедливости всех умозаключений. Поэт ясно увидел, что и его собственная жизнь ничего не стоила бы для Баттифолле, если бы представился случай избавиться от поэта, если бы это отвечало целям графа.

― Почему вы выбрали меня и мое произведение? ― спросил Данте, погружаясь в пучину скорби.

Баттифолле задумался. Теперь, когда он практически признал, что стоял за этими ужасными преступлениями, он казался погруженным в размышления. Похоже, он думал над возможной силой своих слов, прежде чем продолжить убеждать поэта в правоте избранного им пути.

― Вначале все было вовсе не так, поверьте мне, ― начал граф. ― Не было преднамеренного плана, направленного против вас или вашего произведения.

― Я только еще одно средство на извилистом пути к вашим целям… ― горько перебил его поэт.

Баттифолле ответил ему испуганной улыбкой.

― Когда я только прибыл во Флоренцию, ― продолжал граф, ― я нашел город, абсолютно внутренне разобщенный. Некоторые демонстрировали верность сеньории, предоставленной мессеру Роберту на пять лет, в то время как другие не соглашались с его правлением или же просто лукавили. При этом их взгляды все чаще обращались к другому иноземному покровителю…

― Не окажите ли вы мне милость говорить покороче? ― снова перебил Данте со сдержанным раздражением: он не был готов выслушивать длинные рассказы графа. ― Как вы сами сказали, не время повторяться.

― Не волнуйтесь, ― ответил наместник без раздражения, ― я буду говорить так ясно и коротко, как это только возможно. Если я напомнил вам о глубоких разногласиях между флорентийцами, то сделал это для пояснения того, что существует крепкая связь, не всеобщая, конечно, но крепкая, между приверженцами короля и народом. И между теми, кто вредит нашему суверену, и грандами. Последние, кстати, используют в своих интересах тиранию гнусного Ландо. Моя идея была очень простой: возмутить возможное большинство в разных партиях и объединениях, чтобы они оказывали заметное давление на приоров, а те в свою очередь были бы вынуждены уважать союз с Пульей.

― И для этого вы убили Доффо Карнесекки, ― заключил Данте.

― Жалкий Доффо был прекрасным кожевенником и, слава Богу, одним из самых известных сторонников сеньории, ― разъяснил граф. ― И, кроме того, он был членом цеха кожевников и сапожников. Вы знаете, что их работа мало уважаема; но я вас уверяю, что гильдии этого цеха считаются одними из самых богатых и влиятельных во всей Италии.

― Небольшое вознаграждение имел Доффо за свою верность Пулье, ― сыронизировал Данте.