Круги на воде

Архипастырь закончил рассказ, Теофил учтиво поблагодарил его, взял благословение и раскланялся. Он не вполне понимал, чем ему предстоит заниматься, но вопросов благоразумно не задавал, отложив это до утра.

Раса ждала у дверей. Она взяла его за руку и повела по ступеням вниз, туда, где под куполом на барабане располагались смотровые площадки.

После живых картин у Ангела слезились глаза, он едва различал цвета, но все же, едва Раса плавным жестом обвела панораму, Теофил вскрикнул. Вид, что открылся ему, был прекрасен, как сбывшийся сон, когда вздыхаешь с облегчением: так вот что мне снилось последние годы.

Город стоял на песчаной косе. Справа – тускло мерцало старым серебром холодное море Севера; слева – парило золотое африканское течение. Башни и колокольни города переплетались, как пальцы влюбленных, изогнутые ветром сосны звенели на желтом песке, как иерусалимские гусли, а на голубом снегу – гудели, как иерихонские трубы.

Эти деревья, – подумал Теофил, – никто еще не тянул за макушки. Раса открыла ветру объятия и стояла, зажмурившись. Ангелиды не умеют летать, но это ничего не меняет. Если верно, что все Ангелы – братья, – решил Теофил, – то Раса – моя племянница.

Смотрите, – сказала Раса, – вот там, у бухты, где старый маяк, ваша башня.

Очень хорошо, – сказал Теофил – я туда и отправлюсь.

Он попрощался с девочкой и полетел над Городом. Ангел хотел спать.

Его разбудил горн. Ангел встревожился, но вскоре понял, что страж трубит не тревогу, а его, Теофила, собственную мелодию на сто третий Псалом. Над морем, повествуя о славе Божьей, вставала звезда. Теофил помолился вместе с горнистом и снова уснул.

Ему снилась огромная зала с колоннами, сводчатый потолок ее венчали два круглых окна. В одном бледнела ущербная Луна, в другом сияло полное Солнце. Посреди залы помещался просторный стол, покрытый тканой скатертью, которая есть истинная карта мира, и мир был расположен, как указывалось в ней, в ледяном колодце или трубе, на одном конце – Ад, Луна и материнское чрево, а на другом – Рай, Солнце и смерть.

На четырех углах стола стояло четверо часов:

Земные, где, отмеряя время, пересыпались песчинки с окраин Венеции;

Водяные, снабженные органом Ктесибия, воду для них привозили с озера Севан, оставшегося от Потопа;

Огненные, что отбивали ход, выплевывая золотые шарики, заплавленные в ароматнейший малороссийский воск;

Воздушные, что изобрел присутствующий в зале Ангел по имени Мануил. Их циферблат вращался относительно неподвижных стрелок при помощи ветра.

Вдоль стола стояли стулья с высокими спинками. Их было по числу дней в году, и на каждом сидел Ангел. Тут были:

Ладомил, Златые Власа, служивший подмастерьем при св. Андрее Рублеве и удостоенный чести вместе с ним лицезреть св. Троицу;

Вергиил, мрачный Ангел, что поведал Данте свою историю о путешествии в Ад;

Агадгандил, Хранитель исчезнувшего народа, специалист по мертвым языкам;

Джабраил, Ангел Аравийской пустыни, писавший свои стихи на песке;

Девясил, неведомый Дух, принявший святое Крещение в Днепре и поставленный смотреть за домашним скотом;

Дедалил, великий изобретатель огнива, колеса и секстанта. Говорят, в разные годы он был Хранителем Марко Поло и Микеланджело;

Иеремиил, спутник Ветхозаветных мудрецов и Пророков, один из первых комментаторов Торы;

Афирусаил, могучий Ангел с головой волка, испросивший у Господа этот страшный дар, дабы своей красотой не прельщать поселянок;

Емораил, златокрылый грифон, служивший в свите Архангела Смерти;

Игнуил, имеющий власть над земным пламенем и носящий его вместо ризы;

Электрил, брат его, служитель пламени небесного, явившийся в залу в образе молнии;

Агиазил, Ангел Средиземного моря, в мраморных волосах которого располагались келии раков-отшельников;

И еще триста пятьдесят три ангела, среди которых Теофил, проснувшись, обнаружил себя.

Ангелы постных дней были в черном, дней скоромных – в сером, воскресные – в желтом, праздничные – в белом. Один, удостоенный в этом году особой Благодати символизировать Пасху, носил красное, а другой, именем Мельхиориил, был в честь Рождества всегда в синем. Молитвы этого Ангела столь сильны и красивы, что от его дыхания окна в домах покрываются узорчатой горней вязью.

Вестники говорили негромко, каждый в свою очередь, и Теофил не понимал многих слов, что сверкали в их совершенных речах. Одни изъяснялись притчами, другие – на тайных языках, третьи – просто молчали.

Теофил, когда дело дошло до него, встал, представился и прочел сонет собственного сочинения про осень, дождь и картофельное поле. Джабраил одобрительно улыбнулся, Теофил сел, разговор продолжил Стратиил, птичий Ангел, голос которого напоминал крик петуха.

Позже Теофил узнал, что на голубином языке Стратиилово кокиереку означает: Господи, яви миру свет!