Западный берег оказался крутым, здесь-то, на самом краю, и росли три сосны. Одну сосну вода подточила так, что обнаженные корни ее торчали высоко над землей, образуя маленькую пещерку.
Эля тут же забралась в нее.
— Ой, как здесь уютно! И солнце не палит, и от дождя можно укрыться.
Игорь тоже влез в пещеру, обнял Элю за плечи. Она отстранилась.
— Ты что?
Не отвечая, Эля отодвинулась в угол пещеры, легла там, стала смотреть на озеро.
«Подумаешь, недотрога… Да мы таких!..» Он хотел было уйти, но Эля остановила его.
— А там звонят, — сказала она.
— Где?
— Под землей. Приложи ухо.
Игорь лег, прижался щекой к горячему песку.
— Придумала…
— Да нет же, слышишь? Будто колокола, только не большие, а маленькие — подколокольники. Как эхо, слышишь?
— А, — усмехнулся Игорь, — я где-то читал: поющие пески.
— Вовсе не пески, — сказала Эля. — Это в церкви звонят.
— В церкви?!
— Ага. Раньше на этом месте церковь стояла. А потом провалилась — образовалось озеро…
— А ты откуда знаешь?
— Мне одна старушка рассказывала. Почему на озере семь островов? Потому что это купола от той церкви. Церковь провалилась, а купола остались. Семь куполов — семь островов.
Игорь осуждающе взглянул на нее:
— Ты так говоришь, будто веришь этой чепухе.
— Не верю, конечно, а жаль, — вздохнула Эля. — Уж очень красивая легенда.
Игорь засмеялся, схватил Элю за руку, пытаясь вытащить ее из пещерки.
— Ах ты моя выдумщица!..
И от одного этого слова «моя» сердце у Эли часто-часто забилось. Она прижала руки к груди, словно боясь, что оно выскочит, и попросила:
— Не надо так шутить.
— Как? — не понял Игорь.
— Так, невсамделишно.
Чтоб как-то унять сердце, Эля поднялась по крутому обрыву, села у самого края его, стала смотреть в воду. Вода была такая прозрачная, что не отражала, а будто вбирала в себя небо. Отчетливо виделось, как плывут по дну озера облака. Некоторые из них будто приостанавливались, натолкнувшись на подводные камни-валуны. И тогда из-под этих валунов начинали бить роднички. Там, на глубине, взбалтывая вокруг себя песок, появлялись откуда-то воздушные пузыри. Они бежали наверх, как мальчишки, играющие в чехарду, догоняя и перегоняя друг дружку, чтоб, достигнув поверхности, тут же и лопнуть. То тут, то там лопались на воде пузыри, и от этого казалось, что озеро дышит.
Подошел Игорь.
— Как бы нас не стали искать. Пойдем, что ли?
Весь оставшийся день до вечера дружная ватага туристов купалась, загорала, играла в мяч. Утренний костер уже давно потух, но когда настали сумерки, его раздули снова. Это послужило как бы сигналом — на других островах тоже запылали костры. В тягучей, быстро сгущающейся темноте они словно перемигивались друг с другом: «Вам весело? Нам тоже не скучно!»
— А давайте, ребята, — предложил кто-то, усаживаясь у костра, — пусть каждый расскажет про самый счастливый день в своей жизни.
Все охотно согласились.
— Мой самый счастливый день тот, — начал, как всегда, заводила Игорь, — когда я родился.
— А мой, когда я в первый раз женился.
— Перестаньте! Вечные шуточки. А если всерьез?
И тут оказалось, что ни у кого счастливых дней просто-напросто не было. Удачные — были, приятные — тоже, а чтоб счастливые — нет, не наблюдалось.
— Стало быть, все мы несчастные? — удивилась Эля.
— Ну, почему несчастные? Не надо перегибать. Просто счастье — это нечто такое!..
— Счастье можно почувствовать только в сравнении с несчастьем.
— А что такое счастье?
— Это как несчастье, только наоборот.
— А вот когда была война… — начала было Эля, но ее тут же перебили:
— Хватит! Надоело! Каждый день от родителей слышим: не цените вы своего счастья! Вот когда мы были молодыми…
— У нашего времени тоже свои проблемы.
— И неизвестно еще, чьи посложнее!
— Зато у нас есть хлеб!
— И даже с конфетами!
— Так что кончайте свою философию и давайте честно пить чай.
Закопченный на костре чайник пошел по кругу.
— А вкусно как!..
Пили чай, о чем-то болтали, а то вдруг разом замолкали и глядели в ночное, усеянное звездами небо.
«А что там — вокруг этих крохотных мигающих светляков? — думала Эля. — Может быть, такая же земля и такой же остров, на острове горит костер, и такие же девчата и ребята тоже пьют чай и глядят в беспредельное ночное небо, усеянное звездами?»
Молчавшая весь день тонкая белокурая Вера — она всегда была неразговорчивой — вдруг засмеялась тихонько и подала свой голос:
— А знаете, был такой художник Коровин…
— Ну и что?
— Перед смертью у него спросили: «Какой самый счастливый день вашей жизни?» И знаете, что он ответил? Сегодняшний!
Все замолчали, задумались, лишь костер трещал, без умолку, вздымая к небу шипящие на лету искры.
Игорь не выдержал:
— Да что это мы загрустили? Прав Костя Коровин: самый счастливый день — сегодняшний. Счастье уже в том, что мы живем! И давайте-ка петь!
Снова маленький островок гремел песней:
Из-за песни не сразу и услышали, как с другого конца острова кто-то закричал:
— Сюда! Сюда!
Песня тотчас же оборвалась.
— Кто это?
— Кажется, Борода.
— Какая Борода?