– Ну если вспомнить принцип Зипфа о Наименьшем Усилии: если мы спроецируем частотность слова Пи суб эн на ординату эн на логорифмических осях...– бормочет в её молчание, она и изумлённой грациозна,– то мы, конечно же, получим что-то наподобие прямой… однако, у нас есть данные, которые предполагают и кривые при определённых—условиях они, ну, фактически, совсем другие—шизофреники, например, показывают определённую стабильность в верхней части, а затем прогрессирующую крутизну, как бы в форме лука… я думаю с этим другом, ну с этим Роландом, мы имеем классическую паранойю—
– Ха,– это слово ей известно.– Мне показалось, вы оживились, когда он сказал «ополчились против».
– «Против», «наоборот», да, вас бы удивила частотность этих слов.
– А какое самое частое слово,– спросила Джессика,– номер один по вашим записям.
– То же самое, что и всегда в собраниях для дел такого рода,– ответил статистик, словно каждый знает, что это «смерть».
Пожилой волонтёр службы оповещения воздушных налётов, накрахмаленный и хрупкий как тонкая кисея, приподымается на цыпочки заново зажечь чувствствующее пламя.
– Кстати, а где это ваш молодой безумец?
– Роджер с Капитаном Прентисом,– неопределённый взмах руки.– Как всегда: непонятные Микроплёночные Манёвры.
Включённый в какой-то из дальних комнат, через запретную игру в зернь, слои дыма и говорильни, Фолкмэн с его оркестром Апачей доносится из приглушённой волны Би-Би-Си, коренастые пинты и стройные рюмки для шерри, зимний дождь в окна. Пора заклейки щелей, газовых обогревателей, тёплых шалей от холода ночи, коротай её со своей молодой леди или старым Голландским ромом, или как тут, в Сноксоле, в хорошей компании. В этом убежище—истинный, пожалуй, уголок покоя, из весьма немногих рассеянных в этом долголетнем военном времени, куда собираются не в очень-то военно-оборонительных целях.
Пират Прентис так это и воспринимает, косвенно, в виде классовой нервозности, он несёт свою улыбку среди всех тут собравшихся как боевую фалангу. Её он перенял в кино—та самая зловредная ирландская ухмылка, с которой Денис Морган взводит курок, когда стволы клыкастых жёлтых крыс начинают изрыгать чёрные дымы, перед тем как он их всех положит.
Эта усмешка нужна ему так же, как он нужен Конторе—которые, и это всем известно, используют кого угодно, предателей, убийц, извращенцев, негров, даже женщин, лишь бы добиться того, что Они хотят. Сперва, Они не слишком-то верили в полезность Пирата, но затем, по ходу дел, Они очень даже убедились в этом.
– Генерал-Майор, как вы можете поддерживать такое.
– Мы следим за ним круглые сутки. Физически, расположение он не покидает, это точно.
– Значит у него есть сообщник. Каким-нибудь гипнозом—наркотиками, я не знаю—они выходят на его подопечного и транквилизируют. Бога ради, вы ещё начните следовать гороскопам.
– Гитлер так и делает.
– Гитлер человек одухотворённый, а мы с вами просто наёмные работники, не забывайте...
После первого всплеска интереса, количество клиентов назначенных Пирату поубавилось. На текущий момент, его нагрузка вполне приемлема. Но ему не этого хочется. Они не поймут, эти джентльменски муштрованные маньяки из УСО, ах, весьма мило, Капитан, трандёж командных совещаний, шарканье ботинками, очки, какие сейчас носят в правительстве, превосходно и вот бы показали это как-нибудь у нас в клубе...
Пират хочет быть своим среди Них, хочет их грубоватой любви с запахом отличного виски и табачного блэнда Латакии. Он хочет свойского понимания, а не этих заумных шибздиков и рационально долбанутых в этом Сноксале, такие преданные своей науке, такие терпимые, что только тут (вот что и достаёт по полной) единственное место во всех пределах империи войны, где он чувствует себя не окончательным чужаком.
– Это вообще непостижимо,– говорит Роджер Мехико,– что у них на уме, в голове не укладывается, Закон о Ведьмовании, принят 200 лет назад, это обломок из совершенно иной эпохи, тогда и мыслили по другому. И вдруг в 1944 по нему осуждают направо и налево. Нашего м-ра Эвентира,– указывает на медиума, который в другом конце комнаты болтает с Гевином Трефойлом,– могут в любой момент повязать—вломятся через окна и увезут особо опасного Эвентира в тюрьму Скрабз за-попытку-применения-заклинаний-в-целях-принуждения-покойных-особ-раскрыть-их-тогдашнее-местопребывание-и-чем-занимались-с-живими-на-тот-момент-лицами, Боже мой, докатиться до настолько идиотского грёбанного фашизма…
– Полегче, Мехико, ты опять теряешь старую добрую объективность—человеку науки это не к лицу. Это уж совсем не по-научному.
– Осёл. И ты за них. Как ты мог не почувствовать ещё на входе? Тут необъятная трясина паранойи.
– Это мой дар, кто спорит,– зная, что скажет резкость, Пират пытается сперва загладить,– но не знаю готов ли я к настолько разнообразным её проявлениям...
– А, Прентис.– И бровью не повёл. Терпимость. Ах.
– Ты бы заглянул как-нибудь, пусть доктор Грост проверит на своей ЭЭГ.