Круглая Радуга (ЛП)

Черикок играет тут в опасные игры. Иногда ему кажется что сам уже объём информации льющейся через его пальцы переполнит, сожжёт его… она похоже решилась оглушить его своей историей, болью её, и её остриём, постоянно свежезаточенным, обрезающим его надежды, все их надежды. Он всерьёз уважает её: он знает: как мало во всём этом  женского актёрства, право же. Она действительно оборачивалась лицом, и не однажды, к Внешней Лучезарности и просто ничего не разглядела. И всякий раз впустую вбирала в себя ещё чуть больше от Нуля. Для этого требуется решимость, в худшем случае запас самообмана, который быстро истощается: его невольно восхищает это, пусть даже он  и не принимает её затянутых стеклом пустынь, её приятия дня не гнева, но окончательного безразличия... О себе же ему известно, что способен объять чуть больше истины, чем она. Он действительно воспринимает эманации, впечатления… крик внутри камня… экскрементные поцелуи, невидимо запечатлённые на ярме старой рубахи… предательство, информатор, чья вина однажды сгустится до рака горла, набатом, ясным как день, всё это звучит сквозь прорези и отвороты потрёпанной Итальянской перчатки… ангел Молотилы Сэнт-Блейза, и на йоту не вымышленный, подымавшийся над Любеком в то пред-пасхальное воскресенье с ядовито-зелёными куполами под его ступнями, непрестанный перекрёстный взмыв красных черепиц мечущихся вверх и вниз с тысяч заострённых крыш, а бомбардировщики грудятся и пикируют, Балтика уже затерялась за занавесью дыма от зажигательных, и тут вот  Ангел: кристаллики льда срываются с задних краёв крыл, угрожающе глубоких, распахнутых двинуться в новую белую бездну... На полминуты радиомолчание было нарушено. Прозвучало следующее:

Сэнт-Блейз: Фрикшоу Два,ты это видишь, конец.

Ведомый: Это Фрикшоу Два—подтверждаю.

Сэнт-Блейз: Хорошо.

Похоже, никто больше на том задании не вёл радиопереговоры. После рейда, Сэнт-Блейз проверил рации тех, кто вернулся на базу и не обнаружил никаких отклонений: все кристаллы на частоту, питание безупречно, как и следовало ожидать—но остальные помнили, как пару минут длилось наваждение, даже треск статических разрядов исчез из наушников. Некоторым померещилось высокое пение: словно ветер в мачтах, обрывках, кроватных пружинах или тарелках антенн флотов зимующих в доках… но только лишь Молотила и его ведомый видели, гудя перед огненными лигами лика, глаз, что взгромадились на мили, поворачиваясь проследить их полёт, радужка красная как уголья, с переходом через жёлтый в белое, пока они сбрасывали свои бомбы куда попадя, капризный прицел Нордена, капли пота в воздухе вокруг его вертлявого окуляра, изумлённые своей нежданной потребностью набрать высоту, прекратить бить по земле ради удара по небу...

Капитан эскадрильи Сэнт-Блейз не включил описание этого ангела в свой служебный рапорт, опрашивающая его офицер ВААФ была известна на базе как драконша буквоедка худшего сорта (это она представила Бловита на списание в психушку за его радужных Валькирий над Пенемюнде, и Грихэма за ярко синих бесов, что сыпались как пауки с крыльев его Тайфуна и мягко спускались в леса Гааги на парашютиках того же цвета). Но, чёрт побери, это не облако было. Неофициально, за полмесяца между сожжением Любека и приказом Гитлера «начать атаку ужаса и мести»—имея ввиду оружие V-класса—про Ангела прослышали. Хотя Капитан эскадрильи не слишком-то соглашался, Рональду Черикоку позволено было проверить некоторые предметы из того полёта. Так обнаружился Ангел.