С Томкой мы увиделись перед самым нашим «юбилеем», а в ресторан не попали. Я, как и предполагала, не пошла, а Томка собиралась, для этого и приехала, но ее срочно вызвали назад, в Москву. Однако ко мне она все- таки заскочила. Все, кто был в это время в своих квартирах, высыпали к окнам поглазеть, кто это подъехал с таким шиком. До моей двери ее сопровождал атлетический молодой человек. Думаю, он скучал в нашем подъезде, пока мы болтали. Вообще- то я не звала ее, она сама мне позвонила. Я даже не знаю, как это объяснить, но, когда я вижу кого- то из них, во мне опять поднимается что- то злое, от чего давно уже пора избавится. И тогда я мысленно опять начинаю их обвинять.
В общем, с Томкой мы напились до такого состояния, что обе закурили, хотя вообще- то не курит ни она, ни я. Томка для этого даже вышла на площадку и взяла сигареты у своего охранника. Мы сидели с ней на моей кухне, перед нами на столе была куча грязных тарелок, яблочных огрызков и бумажек от конфет. Горлышко пустой бутылки выглядывало из мусорного ведра, а другая емкость, наполненная наполовину, отсвечивала янтарной жидкостью мне в глаз. Томка своим алмазом на пальчике постукивала по коньячному бокалу и наблюдала, как покачивается в нем божественная влага.
– Майка, подумать только, прошло уже столько лет…
– Другие столько и не живут, – сказала я. – Но сколько бы не прошло, я все равно буду помнить, что тогда вы поверили не мне, а Ольге. Только одного я не могу понять, – злость так и закипала где- то в глубине моих глаз, – Неужели ее красота в самом деле была такой страшной силой, что за неё было можно простить всё? Ну, ладно бы ещё мальчишки, но ведь даже учителя всё ей всегда прощали…
– Ты про Оленёву? – Томка вдруг отодвинулась от стола и с удивлением на меня посмотрела. – Ты что, с ума сошла? Ты не понимаешь, почему ей учителя прощали?
– Она была красива, как ангелок, но ведь тупая, как пробка…
– Ой, ну и дура же ты, Захарка!– И Томка захохотала на всю мою квартиру. – Ты что, серьёзно думала, что у Ольги такое положение в классе из- за её красоты?
Я растерялась.
– А из- за чего?
Томка выразительно постучала себя по гладкому ботоксному любу.
– Да ты знаешь, кто у Оленёвой была мать?
– Понятия не имею.
Швабра недоверчиво на меня посмотрела.
– Не может быть, все ведь знали.
– Ну, значит, все кроме меня.
Она смотрела на меня и не понимала, верить мне или не верить, а я и в самом деле не интересовалась никогда Ольгиной матерью.
– Мать Оленевой была заведующей отделом трикотажа в нашем главном городском универмаге. Все наши тетки- учительницы у неё одевались. Ты что не помнишь, костюмы у них были одинаковые. Финские, кажется. Такие тогда только по блату и доставали. И блузки были одинаковые. Цветом только отличались. У классной была розовая, а у математички, наоборот, зелёная. Неужели не помнишь? Иногда и нам, девчонкам, что- то перепадало. Носочки на физкультуру, колготки… И Ольга, кстати, не жмотничала, не брала с нас переплату.
– Ты что, хочешь сказать, что все Ольгины прогулы, списывания, всё её особенное положение – всё это было из- за возможности отовариваться в универмаге?
Я даже не поняла, что испытала больше: какое- то мгновенное облегчение или разочарование. Красота и финский костюм. Господи, какой же я была непроходимой дурой. Я видела только личные качества каждого и не интересовалась, что за ними стоит.
– Ну, да. – Томка спокойно пожала плечами. – Время было такое – нигде ничего не достать. Разве не помнишь? Ты, Захарка, скажем прямо, всегда была немного не от мира сего.
Я подумала, что Томка, сама не подозревая, сделала мне комплимент и злость моя куда- то исчезла, сменилась простой констатацией факта. Странная штука память. Чтобы вспомнить, как точно называется тема моей диссертации, я должна посмотреть автореферат, но зато точно помню, что у Швабры был самый узенький кружевной воротничок на школьном платье из всех девчонок. И помню, что бутылочку с ацетоном мы прятали в школьном туалете за унитазом, расположенном у окна, а вот соединить вместе одежду наших учительниц с работой Ольгиной матери мне просто не приходило в голову. Да я и не подозревала, где она работает… Зато теперь я знаю, что Томка часто бывает на модных показах. Милан, Париж… Дай ей, Бог.
– Ни для кого не секрет, что я Ольгу не любила. И она меня не любила.
– Понятное дело, с чего бы вам друг друга любить? Это уж мы, мелюзга по сравнению с вами, не очень успевающие, всего боящиеся, смотрели на вас, пригнувшись к столам, как на бой двух аллигаторш. – Томка погасила сигарету в моем простеньком кухонном блюдце, и засобиралась уходить. Я вышла проводить ее в коридор.