Круглый год

Самолёт приземлился во Внукове, это один из московских аэропортов. Два часа назад была Молдавия, солнце, жёлтые холмы, смуглые люди. А в Москве шёл дождь пополам со снегом, встречающие протягивали тем, кто прилетел, озябшие осенние цветы. Стало сразу холодно и немного грустно. Но я постаралась вспомнить ребят, с которыми познакомилась недавно. Тех, кто пел в темноватом дворе. Тех, кто ловко убирал тяжёлые виноградные грозди. Тех, кто стоял молча у строгой мраморной доски. Мы не так долго были с ними вместе. Но мы говорили о самом главном — о дружбе. А значит, сказали друг другу очень много.

Ребята Молдавии! Можно, я напишу вам письмо? Можно? Прекрасно. Вот моё письмо.

«Я буду вас вспоминать, если придёт одинокая минута. Буду рассказывать про вас моим московским друзьям. Даже попытаюсь спеть ваши прекрасные песни, которым вы меня так терпеливо учили. Конечно, я спою не так хорошо, как пели вы, но я буду стараться. Повешу на стену моего дома картинку, которую вы мне подарили. На ней жёлтые холмы и голубые холмы. И совсем далёкие сиреневые холмы. А может быть, это тени. И всюду охапки солнечных лучей.

Человек не может помнить всё. Что-то помнится, что-то забывается. Но тех, кто подарил тебе тепло, не забываешь».

Людмила Матвеева

РЕКА И РУЧЕЁК

Ручейку говорила река:
— Ты узок,
                а я широка.
Ты мелок,
               а я глубока!
Об одном позабыла река —
Что она началась с ручейка.
В. Данько

ПИОНЕРСКИЕ ДЕЛА — ДЕЛА ГОСУДАРСТВЕННЫЕ

КАМЕННЫЕ СТРАНИЦЫ

Птица, взметнувшись из-под ног, полетела к солнцу. Больно было смотреть, как она кружится, плавает в жёлтых лучах. Казалось, и солнце кувыркается в небе, а горы плавно раскачивают зеленеющие на террасах поля и луга, сплошь усеянные цветами. Хорошо летом в горах Дагестана!

Умурахѝм, Галя и Аминáт бежали с горы по дороге, уводящей из селения. Дорога, огибая гору, поворачивала направо, а слева от неё были серые, нависшие козырьком скалы.

— Э-э-хэ-хэй! — закричала Умурахѝм, мчась на быстрых ногах впереди подруг. — Хэй! Почему это, когда бежишь под гору, ноги отстают от тебя?

— Ну и скажешь тоже, Умурахѝм! — рассмеялась Аминат. — Как же ноги могут отставать, когда ты на них бежишь?

А Галя расставила руки и бросилась за Умурахѝм. Но куда там! Умурахѝм не догнать, как ни лети. Гале вдруг показалось, что она и вправду летит. Впереди голова и руки, за ними плечи и грудь... А ноги, быстро перебирая по убегающей назад дороге, едва успевают за улетающим вперёд туловищем. Даже страшно: не отстали бы вовсе!

Ранняя осень в альпийских лугах.

Косуля замерла в траве, вся осыпанная солнечными зайчиками.

Галя остановилась и сказала, повернувшись к Аминат:

— Ой, Аминат, а ноги-то и правда позади бегут!

— И у меня... А как ты думаешь, у тех людей тоже так было?

— Как — так? — Галя сразу поняла, о каких людях говорит Аминат.

— Как у нас. Сами впереди, а ноги отстают.

— Не знаю... У них всё было по-другому. Ни бумаги, ни карандашей — камнем на каменных стенах рисовали. И жили в пещерах...

— А зимой? — останавливаясь, спросила Умурахим. С этой Умурахим ничего не делается! Пробежала вперёд быстрее всех, вернулась назад бегом в гору — даже не запыхалась. — А зимой? Зимой в пещерах ужас как холодно!

— Они одевались в шкуры диких зверей, и костёр у них в пещере и днём и ночью горел.

— Это тебе мама рассказывала? — Аминат сорвала цветок и продела его стебель в Галину косу.

— Мама.

Галина мама преподаёт историю в Лабкомахинской школе.

— А куда же они делись, все эти люди? В пещерах никого нет. И темно. И страшно. Даже мальчики туда заходить боятся. — Умурахим первая спрыгнула в сухое теперь русло, лежащее под самыми скалами, и зашуршала по камням, устилавшим дно.

Она подождала, когда с откоса прыгнули Аминат и Галя, и опять спросила:

— Куда? Куда же они делись?

— Но жили-то они давным-давно. Тысячи лет назад. Наверное, все умерли...

— Как же так? Старики умирают. А дети?

— А я знаю, — сказала молчавшая всё время Аминат. — Эти люди жили-жили в скалах, а потом придумали строить дома, стали жить в аулах, а из пещер ушли. Бросили — и всё.

— Ах, так?! Угу, похоже.

Девочки остановились напротив скал. Серые камни были в глубоких-глубоких, длинных морщинах. Словно лица столетних стариков. Даже ещё морщинистее. Рисунки из-за этих морщин даже рассмотреть было трудно. Но всё-таки можно. Вот бежит горный козёл, за ним другой. А там — спины, спины... Над ними оленьи рога. А ног нет. Потому что камень в этом месте обвалился.

Умурахим заглянула в пещеру, но оттуда повеяло такой сыростью и холодом, что заходить туда не хотелось. Всё-таки она сделала два шага. Но тут Аминат крикнула:

— Умурахим! Куда ты? Не ходи! Не смей!

— Ладно. А где Галя?

Галя сидела под стеной, где были нарисованы бегущие животные, и перебирала рассыпанные камни.

— Что-нибудь нашла? — Аминат присела рядом.