Федя хотел показать пуговицу Нюре, но она оживлённо болтала с подружкой. Тогда он решил обследовать весь вагон. Федя прошёл почти к самому тамбуру и вдруг увидел машину. Он никогда не видел такую машину. Она была плоская, с высокими колёсами, с пригнувшимся шофёром. Её держал мальчик лет шести.
— Дай посмотреть, — сказал Федя.
— Нет! — сказал мальчик и прижал машину к груди.
— Я тебе дам вот что, — сказал Федя и вытащил пуговицу с выпуклым якорем.
Мальчик взял пуговицу и дал машину.
— Это гончая, — сказал мальчик. — У меня и другие есть. Даже экскаватор. Идём покажу.
Федя колебался. Если сказать Нюре — не пустит. А он ведь только на минуточку. И Федя поспешил за мальчиком через тамбурный переход в другой вагон.
Глаза у Феди разбежались. Он брал то одну, то другую игрушку, крутил колёса, и все они чудесно жужжали, трещали, а экскаватор, как жираф, гордо поднимал и опускал шею. Вагон на минуту остановился, а потом снова закачался, двигая игрушки и раскачивая ковш экскаватора.
«Вот бы Сёмке показать, — подумал Федя, — он не поверит...»
Дверь отворилась. Вначале Федя увидел ноги, потом растерянное лицо проводника и за ним Нюру с моряком. Нюрка ревела.
Федя улыбнулся.
— Я здесь, — бодро сказал он.
— Осьминог меня скрути, я же этому беглецу пуговицу давал! — забасил моряк.
Федька поминутно оглядывался: все говорили как будто о нём и не о нём. Каждый винил себя. Только Нюра, размазывая слёзы, повторяла:
— Я маме всё расскажу!
Сердце у Феди заныло. Он понял, что в школу не попадёт, и вспомнил лицо мамы, такое радостное, вспомнил, как она поцеловала его на прощание и легонько толкнула в плечо. Слёзы подступили к самым глазам, но Федя сдержался.
А когда на следующей станции Нюра с Федей сошли с поезда и стояли в полной растерянности, к ним подбежала дежурная.
— Как же это вы, мои миленькие, школу проехали? — распевая каждое слово, говорила она. — Что же мне делать? Начальник поезда просил, чтобы сделала что-нибудь. А что я могу сделать? Как же это вы, мои миленькие?..
Певучий голос дежурной и тонкие берёзки в белых фартучках, которые о чём-то шуршали, напомнили Нюре об учительнице и подружке Насте, которая, наверное, сейчас уже сидит за партой, и Нюра снова расплакалась.
— Не плачь, дочка! Обязательно что-нибудь придумаем, — снова запела дежурная. Она вытащила большой карандаш с красным наконечником и сунула его Нюре. Федю мимоходом погладила по щеке и скрылась в здании вокзала. Через несколько минут она вернулась.
— Вот и решили! Поедете обратно на паровозе... Ты доволен? — наклонилась она к Феде. Он не поверил, но на всякий случай кивнул головой.
Громыхая на стрелках, шипя и лязгая буферами, к станции подходил товарный поезд. Схватив за руки Федю и Нюру, дежурная бежала к паровозу.
— Дядя Степан! — кричала она машинисту. — Выручи детей! Каменку проехали, школу...
— Нашла трамвай, — нахмурился машинист.
— Сегодня первое сентября, Степан Иванович!
Федя не дышал, он боялся пошевелиться, а не то чтобы потрогать колёса паровоза. Он уже хорошо знал, что слова «первое сентября» сегодня волшебные, и напряжённо ждал, что скажет машинист.
— Ладно, пускай лезут, — сказал дядя Степан.
Паровоз тяжело, осуждающе вздохнул и тронулся. Над головой Феди проплыл зелёный сверкающий глаз светофора.
ОСЕННИЕ СТИХИ
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ
ПРАЗДНИК ПЕРВОГО ЗВОНКА
Федин Ю. О чём спорили карандаши
Утром белую бумагу разбудил шум: коробка с карандашами начала вдруг подпрыгивать на столе.
Бумага от удивления приподнялась: что случилось с её лучшими друзьями?
Но тут крышка коробки, в которой обычно тихо лежали карандаши, открылась, и из неё выскочил самый длинный чёрный карандаш.