Холодно становится, холодно!
Прошло красное лето...
Стынет кровь, вялыми становятся движения, одолевает дремота.
Хвостатый тритон всё лето прожил в пруду, ни разу не вылезал из него. Теперь вскарабкался на берег, побрёл в лес. Нашёл гнилой пень, скользнул под кору, свернулся там в клубочек.
Лягушки, наоборот, скачут с берега в пруд. Ныряют на дно, забиваются поглубже в тину, в ил. Змеи, ящерицы прячутся под корни, зарываются в тёплый мох. Рыбы стаями громоздятся в омутах, в глубоких подводных ямах.
Забрались в щёлочки, скважинки коры, в трещины стен и заборов бабочки, мухи, комары, жуки. Муравьи закупорили все ворота, все входы-выходы своего высокого стовратного города. Забрались в самую глубину его, жмутся там в кучи, потесней, — застывают так.
Голодно становится, голодно!
Холод не так страшен тем животным, у которых кровь горячая, — зверям, птицам. Лишь бы пища была: поел — словно печечку в себе затопил.
Но с холодом приходит и голод.
Скрылись бабочки, мухи, комары — и нечего стало есть летучим мышам. Они прячутся в дупла, в пещеры, в расселины скал, под крышу на чердаках. Повисают там вниз головой, прицепившись за что-нибудь коготками задних лапок. Запахиваются, как плащом, своими крыльями, — засыпают.
Скрылись лягушки, жабы, ящерицы, змеи, улитки. Спрятался ёж в своё травяное гнездо под корнями. Барсук реже выходит из норы.
На что уж хитра и воровата лесная ушастая сова, а нашёлся вор и её провёл.
Видом ушастая сова — совсем филин, только маленький. Клюв крючком, перья на голове торчком, лупоглазая. Как ни темна ночь, эти глаза всё увидят, уши всё услышат.
Зашуршит мышь в сухой листве — сова уж тут. Цоп! — и поднимается мышь на воздух. Мелькнёт ли зайчишка через полянку — ночной разбойник уж над ним. Цоп! — и бьётся зайчишка в когтях.
Натаскала себе сова битых мышей в дупло. Сама не ест и другим не даёт: бережёт про чёрный день.
Днём сидит в дупле, сторожит запасы. Ночами на охоту летает. Сама нет-нет и вернётся к дуплу: всё ли цело?
Вдруг стала замечать сова: будто меньше запасы её становятся. Хозяйка зоркая: считать не обучена — примечает так, на глазок.
Ночь пришла, проголодалась сова, полетела на охоту.
Возвращается — нет ни одной мыши! Видит: копошится на дне дупла зверюшка серенький, с крысу длиной.
Хотела когтями впиться, а он шмыг низом в скважину и несётся по земле. В зубах — мышонок.
Сова — за ним и уже совсем было настигла, да разглядела, кто воришка, струхнула и не стала отнимать. Воришкой-то оказался хищный зверёк — ласка.
Каждый день, каждую ночь отправляются в путь крылатые странники.
Летят не спеша, потихоньку, с долгими остановками — не то что весной.
Видно, не хочется им расставаться с родиной.
Порядок перелёта обратный: теперь первыми летят яркие, пёстрые птицы, последними трогаются те, что прилетели весной первыми: зяблики, жаворонки, чайки. У многих птиц вперёд летят молодые; у зябликов самки раньше самцов. Кто посильней и выносливей, дольше задерживается.
Большинство летит прямо на юг — во Францию, Италию, Испанию, на Средиземное море, в Африку.
Некоторые — на восток: через Урал, через Сибирь в Индию, даже в Америку. Тысячи километров мелькают внизу.
К 150-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ И. С. НИКИТИНА
В ноябре 1853 года в одном из номеров воронежской газеты было напечатано стихотворение «Русь», которое произвело большое впечатление на читателей. Стихотворение говорило о могуществе нашей родины, о богатстве её природы. В нём чувствовалась горячая, искренняя любовь к родине, гордость за неё.
Такие стихи мог написать только талантливый поэт. Между тем их автора — Ивана Саввича Никитина — никто до сих пор не знал. Он был сыном обедневшего торговца и содержал в Воронеже постоялый двор, где останавливались на ночлег извозчики.
Никитин всего несколько лет учился в школе. Окончить школу ему не удалось — надо было самому зарабатывать на жизнь, помогать семье.
Но он всегда много читал, хорошо знал и любил русскую литературу. Чтение и перечитывание любимых книг было для Никитина единственной радостью в его трудной жизни. Особенно любил он поэзию. Ещё в школе он и сам начал писать стихи и писал их всю жизнь.
В письме к одному знакомому Никитин так вспоминал об этом: «...Любовь к родной литературе, к родному русскому слову не угасала во мне... Продавая извозчикам овёс и сено, я обдумывал прочитанные мною и поразившие меня строки... Найдя свободную минутку, я уходил в какой-нибудь отдалённый уголок моего дома. Там... я слагал скромный стих, просившийся у меня из сердца...»
Очень долго Никитин никому не показывал свои стихи: ему казалось, что они недостаточно хороши, что у него нет поэтического дарования. Только в 1853 году он отважился послать несколько стихотворений, и в том числе «Русь», в воронежскую газету. С тех пор Никитин становится признанным поэтом. Его стихи печатают в газетах и журналах, они выходят отдельными книжками.