Почему-то, когда я учился в МГУ, ходила байка о родстве нашего профессора, заведующего кафедрой литературоведения Геннадия Николаевича Поспелова с партийным функционером, академиком Петром Николаевичем Поспеловым. Говорили, что они родные братья, и что благодаря этому Геннадий Николаевич, ученик Валерьяна Фёдоровича Переверзева, не предавший своего учителя, не был арестован, когда громили и уничтожали «переверзевщину» в филологической науке.
Нет, всё оказалось пустой выдумкой. Геннадий Николаевич, родившийся 30 июля 1899 года, не имел родственных связей с партийным академиком. И потому, когда его в 1930-м уволили с преподавательской и исследовательской работы как последователя Переверзева, никто за него не заступался. Постепенно он вновь возобновил преподавание. Преподавал на рабфаке имени М.И. Калинина, доценствовал (1932-1934) в редакционно-издательском институте. А потом перешёл в МИФЛИ, где стал профессором. В 1941-м ИФЛИ слили с МГУ. Так и оказался в университете Поспелов, который позже создал в нём кафедру литературоведения.
В университете я прочитал его книги «О природе искусства», и «Историю русской литературы XIX века. 40-60». Прочитал с интересом. Хотя на семинары к нему не ходил и лекций его не слушал. Да и мало кто слышал Поспелова. Он в мои годы никаких курсов, кажется, не читал. От его кафедры выступал в основном молодой доцент Иван Фёдорович Волков, который сделает хорошую карьеру в будущем: станет и доктором, и профессором, и деканом и перехватит у Поспелова кафедру.
А Геннадий Николаевич показывался у нас редко. Помню, на каком-то собрании после смещения с декана Романа Самарина выступил Поспелов с рассказом о Переверзеве. Того реабилитировали, но это не рекламировали. И Поспелов не столько говорил об учёном Переверзеве, сколько о Переверзеве-человеке. Надо отдать ему должное. Рассказывал он хорошо, любовно, даже приложил четыре пальца ко лбу. А потом отвёл их, вытянул вперёд, показывая любимый жест Переверзева, означающий, что учёный делится с тобой всем, что знает.
Редко показывался Геннадий Николаевич. Но запомнился большинству добрым, интеллигентным человеком.
Значительно позже я прочитал в тамиздате завещание академика Варги «Российский путь перехода к социализму и его результаты».
Ещё позже я узнал, что читал мистификацию. Что эта резко критикующая экономическую систему СССР работа на самом деле написана Геннадием Николаевичем Поспеловым, скончавшимся 12 апреля 1992 года.
В редакции «Медного Всадника», представленного Пушкиным на цензуру царю, мы найдём едкую иронию в адрес Дмитрия Ивановича Хвостова:
ибо один только зачин его «
И не только напыщенностью отмечены эти стихи Хвостова. Они полуграмотны. Оцените его обращение к лире
с призывом «гласить из уст певца»!Дмитрий Иванович Хвостов родился 30 июля 1757 года. В принципе он достиг больших степеней и наград. Был почётным членом Императорской академии наук и действительным членом Императорской российской академии. Женатый на племяннице полководца Суворова, Хвостов одно время был обер-прокурором Святейшего Синода. А на сестре Хвостова был женат военный министр Алексей Горчаков, прославившийся своими балами, которые он давал после войны и на которых неизменно присутствовал и Дмитрий Иванович.
Служебная карьера Хвостова шла по нарастающей и дошла до своего пика, когда он был пожалован в действительные статские советники.
Что же до творчества, то он был настоящим графоманом. То есть писал много во всех жанрах и по любому поводу. Кому из сильных мира его он не поднес оду? Кажется, никого не пропустил: Аракчееву, Паскевичу, даже королю прусскому, от которого получил награду. Да и графство своё он заработал, польстив в стихах королю сардинскому. Тот в ответ возвёл Хвостова в графское достоинство своего королевства. А русский император дал своё соизволение на принятие этого достоинства и пользование им в России.
Над хвостовским творчеством потешались не только поэты пушкинского круга. Даже при вступлении Хвостова в Вольное общество любителей словесности, наук и художеств его рекомендатель Дашков произнёс такую речь, превознося рекомендуемого выше Пиндара, Горация, Лафонтена, Буало, что все покатились со смеху. Приняв Хвостова, общество исключило Дашкова за неуместную иронию.