Юрия Вячеславовича Сотника, родившегося 11 июня 1911 года, умершего 3 декабря 1997 года, я по праву могу назвать писателем моего детства. Его рассказ «Архимед» Вовки Грушина» о неудаче, постигшей героя, собравшего подводную лодку и собиравшегося на ней плыть, понравился мне серьёзным отношением писателя к своим персонажам, о которых он поведал с юмором. Дальше – больше: «Дрессировщики», «Гадюка», и я стал отличать манеру Сотника от других нравящихся мне писателей. Он обладал способностью писать так, что ты не только вместе с ним подтруниваешь над желанием его героев повзрослеть как можно раньше, но и вместе с ним сочувствуешь его героям, потому что ощущаешь их доброту, их честность, их умение раскаиваться в содеянном, если поступил плохо.
Сейчас, в старости, вспоминаю рассказы Юрия Сотника, и сердцу делается теплее: отличный писатель!
Я был знаком с Ираклием Луарсабовичем Андрониковым, умершим 11 июня 1990 года. Познакомились, когда в «Литературной газете» мы собирались печатать заметку читателя об ошибке Андроникова в его устном рассказе «Загадка Н.Ф.И.», с которым Ираклий Луарсабович великолепно выступал на телевидении. Андроников расшифровывал посвящение Лермонтова некой Н.Ф.И. как Наталье Фёдоровне Ивановой. И нашёл знакомую Лермонтова с такими именем, отчеством и фамилией. А читатель указывал, что по прежней орфографии имя Фёдор начиналось не с «ф», а с фиты. И таким образом делал изящные изыскания Андроникова лишёнными смысла.
Меня это убедило, и я, пришедший в «Литгазету» не так давно, вычитывал гранки, когда ко мне зашёл Андроников. Познакомились. Андроников показал на гранки и спросил, что я об этом думаю? Я ответил, что меня его оппонент убедил. Я посмотрел в библиотеке газеты дореволюционные издания, в частности, Тютчева. И увидел, что его имя Фёдор писалось через фиту. Украинцы, узнал я из справочников, имена, которые на русском писались через фиту, произносят с «хв»: Хвёдор. А какого-нибудь Филиппа так же, как мы, русские, через «ф». Андроников слушал со скорбно поджатыми губами.
–
–
–
–
–
На это отвечать мне было нечего. Я был молод. Литературоведом не был. Правописанием русских имён углублённо не занимался.
–
–
«Летучка» – это обсуждение вышедшего номера всем коллективом редакции. Я несколько раз выступал на ней. Но причина, по которой Евгений Алексеевич Кривицкий просил Ираклия Луарсабовича убедить меня, показалась мне смехотворной. Кривицкий не был таким церемонным. Если хотел снять материал, снимал, не считаясь с мнением сотрудников.
–
–
–
–
Я понял, что поддаваться ему нельзя. Поддамся – и буду потом считать себя тряпкой.
–
–
Заметку мы так и не напечатали. Кривицкий её снял. А с Андрониковым у меня установились достаточно холодные отношения: здоровались и проходили мимо, не останавливаясь.