Круглый год с литературой. Квартал второй

Хотел создать пацифистскую организацию, разработав проект программы Всемирного союза сторонников всеобщего разоружения. Был одним из организаторов первых митингов против подавления свободы в СССР – 5 декабря (день советской конституции) 1965 и летом 1966 на Пушкинской площади в Москве. В это же время сблизился с Народно-трудовым союзом.

Ясно, что такая деятельность безнаказанной оставаться не могла. В январе 1967 года Галансков был арестован. Год, пока длилось следствие, находился в Лефортовской тюрьме. Он был тяжело болен – воспаление язвы кишечника. Несмотря на болезнь, его приговорили к 7 годам строгого режима и отправили в посёлок Озёрный (Мордовия).

Тяжёлая работа, недостаточная медицинская помощь, невозможность лечебного питания были чекистскими средствами умерщвления узника. Тюремщики своего добились. Юрий Тимофеевич умер после операции в Центральной больнице Дубровлага 4 ноября 1972 года.

После смерти Галанскова в 1980 году во Франкфурте-на-Майне издательство «Посев» выпустило книгу «Галансков», включив в неё некоторые статьи, обращения, письма, часть стихов и неоконченную повесть. В 1994 году книга с дополнениями была переиздана в Ростове-на-Дону.

В 2006 году в Москве друг Галанскова Геннадий Кагановский подготовил и издал книгу «Хроника казни Юрия Галанскова в его письмах из зоны ЖХ-385, свидетельствах и документах».

20 ИЮНЯ

С Юрой Визбором я познакомился в журнале «Кругозор», где работал временно два месяца 1966 года, заменяя поэта Евгения Храмова по его просьбе: Женя ушёл в небольшой творческий отпуск. Я вёл там отдел литературы, а Юра, как это ни странно сейчас прозвучит, отдел политики. Причём у Визбора был ещё и подчинённый ему сотрудник Серёжа Есин, впоследствии ставший писателем.

На второй день моей работы в этом журнале по пропуску, выписанному музыкальным редактором Люсей Кренкель, дочерью знаменитого полярника и женой Жени Храмова, пришёл в редакцию композитор Микаэл Таривердиев с большой сумкой, в которой было столько вина и закуски, что мы пировали всё рабочее время, отвлекаясь от стола на музыкальные паузы, которые устраивал тот же Таривердиев, наигрывая на рояле недавно сочинённые им мелодии для кинофильмов «Прощай», «Любить», «Последний жулик». Как потом я понял, он отмечал в редакции выход журнала с его пластинкой, на которой были записаны песенки из этих кинофильмов.

– А вы не стесняйтесь, – сказал он мне тихо, пожимая на прощанье руку, – держитесь раскованней.

– Он не стесняется, – отозвался за меня стоявший рядом со мной Юрий Визбор. – Он новенький.

Точно! Таривердиев был, наверное, наблюдательным человеком и заметил, как напряжённо я улыбался, когда кто-то из редакции рассказывал о ком-то или о чём-то невидимом и слышал в ответ взрыв хохота. Все смеются, а я не знаю над чем. Естественно, что я чувствовал себя чужим в этой редакции.

Недолго. И в том, что чувствовал себя чужим недолго, я обязан Визбору.

Юра лучился добротой. Охотно объяснял, кто есть кто в Радиокомитете, чьим органом был «Кругозор», улыбался мне, подбадривал, с удовольствием пел песни.

Предчувствую, что по поводу этого «пел песни» ни у кого и сомнения не возникнет – чьи?

Но в том-то и дело, что свои песни Юра не пел. Мы сошлись с ним на том, что оба были страстными поклонниками Булата Окуджавы. Юра пел его песни. «Эту знаешь? – спрашивал. – А эту?»

Нас сблизило ещё и то, что оба мы были знакомы с Булатом.

Я знал, что Визбор пишет песни, слышал некоторые, но они для меня не шли ни в какое сравнение с любимыми мной песнями Окуджавы. Я и сейчас небольшой любитель авторской песни. Барды меня не захватывают. Но – таково обаяние личного знакомства – мне захотелось, чтобы Визбор спел и свои песни. Я его об этом попросил, и он немедленно откликнулся.

Не все, конечно, песни, которые он пел, но некоторые мне понравились. Например, «Спокойно, дружище». О чём я ему и сказал. Он обрадовался.

Через несколько лет, когда я работал в «Литературной газете» я позвонил ему, уже известному киноактёру, и позвал на так называемый «вторник «ЛГ». Программу этого культурного мероприятия составлял я, как член месткома, курирующий «вторник» и за него отвечающий.

Юра приехал.

Его песни встретили очень хорошо. Но для чего-то он запел песни Окуджавы, которые и вовсе привели в восторг литгазетовскую публику. Зал аплодировал бешено. Посыпались заказы, на которые Визбор охотно откликался. Мне было неловко. Но Юра, прощаясь, сказал:

– Спасибо, дорогой! Я ведь и сам получил наслаждение. Люблю Булата!

И сейчас, когда это пишу, в моих ушах отдаётся это мягкое визборовское: «Люблю Булата!»