Круглый год с литературой. Квартал второй

А потом он как-то исчез с моего горизонта. Не печатался.

И вдруг я узнал, что он уже в солидном возрасте в 2000 году уехал в Израиль, где прожил пять лет до смерти 5 октября 2005 года. В 72 года поменял место жительства!

Притом, что был христианином и похоронен на христианском кладбище в Израиле.

Гадать, почему он вдруг сорвался в таком возрасте и поменял страну, не стану. Хотя догадываюсь: 2000 год очень значимый в России.

Чтобы составить о нём представление, приведу цитату из воспоминаний о нём его друга Марка Вейцмана. Цитата большая из-за стихотворения Крестинского, но убирать его жалко:

«…Однажды в издательстве дали Крестинскому на рецензию рукопись книги молодого, никому не известного автора Олега Григорьева. Саша сразу почувствовал, что перед ним стихи поэта редкого дарования. Он рукопись пересоставил и собственноручно перепечатал. Разумеется, рекомендовал её к опубликованию.

Григорьев оказался не только превосходным поэтом, но и одарённым художником. По мировоззрению и стилистике примыкал к группе «Митьки». За пьяную потасовку с милиционером Олега посадили. Александр Крестинский стал его общественным защитником. После одного судебного заседания уговорил судью и присяжных уделить ему 10 минут, в течение которых просто почитал им стихи Олега.

Голодная тюремная диета, которую испытал на себе Григорьев, связалась в воображении Крестинского с блокадным голодом. Он написал тогда стихотворение, посвящённое Олегу, и передал его в камеру. Вот оно (в сокращении):

ОДА РАЗДАТОЧНОМУ ОКОШКУ

Окошечко кухни блокадной,

Где пара летающих рук
Швыряет ораве всеядной
Железный тарелочный стук.
Обрывочный сон мой склерозный
Причудлив, подробен, сердит.
Там повар, усатый и грозный,
За выдачей порций следит.
И в царстве кухонного духа
Душа, неопрятно нища,
Летает, как пьяная муха,
Над вспученной магмой борща.
Да будет земля тебе пухом,
Мне пайкою выданный век,
Нарпита пропитанный духом,
Отведавший атомный крэк…
К клеёнке прилипшая крошка,
Царапина детской вины,
И мятая скользкая ложка,
Что я оботру о штаны.

На заключительное судебное заседание журналистов не пускали, но ребята из «Пятого колеса» всё-таки прорвались. Выступление Крестинского попало в телерепортаж. Потом ему звонила Белла Ахмадулина, спрашивала, чем может помочь Олегу. В судьбе Григорьева пытался принять участие и Эдуард Успенский.

Олега освободили прямо в зале суда. Саша хотел его обнять, но тот отстранился: «У меня вши»…

А ещё Крестинский помогал престарелому писателю Пантелееву, автору знаменитой «Республики «Шкид», прояснял обстоятельства эвакуации на Кавказ школьников во время войны. А ещё… Да мало ли чего ещё!

В давнем стихотворении «Опыт биографии рода», посвящённом бывшей узнице Вильнюсского гетто Марии Рольникайте, он написал:

Говорю твёрдо:
Да, я жидовская морда.