Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II

Совсем уж таинственна судьба третьей якобы существовавшей царской телеграммы, о назначении Великого Князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим. Согласно общим утверждениям, Государь подписал указы о назначении своего дяди главнокомандующим и назначении князя Г. Е. Львова главой правительства совместно с «актом» об отречении. Первым об этом после своего разговора с М. В. Родзянко М. В. Алексееву сообщил Н. В. Рузский поздно ночью 2 марта^{932}.

Так называемая телеграмма «об отречении» даже в случае подлинности не является объявлением об отречении от престола.

Прочтём её внимательно: «Нет той жертвы, которую Я не принёс бы во имя действительного блага и для спасения родимой Матушки-России».

Во имя «действительного блага и для спасения»… А кто сказал, что отречение — действительно благо и спасение России? Далее: «Посему я готов отречься от престола». «Готов» не означает — отрекаюсь. Готовность может быть растянута во времени. Исполнение может быть отложено. Если бы тот, кто писал текст, хотел бы выразить вполне определенное желание объявить о своем отречении, он написал бы: «я решил отречься от престола». И ещё: «с тем, чтобы (он) остался при нас до совершеннолетия». Совершенно ясно, что если малолетний сын остаётся с отрёкшимся монархом до своего совершеннолетия, то бывший монарх неминуемо будет играть ведущую роль в политической жизни государства. В таком случае отречение является фикцией, и добавление фразы «при регентстве брата моего Великого Князя Михаила Александровича» теряет всякий смысл.

Как мы уже писали, Император Николай II был опытным политиком и юристом. Если бы он действительно составлял текст этой телеграммы, он бы неминуемо эти противоречия устранил, как и не стал бы подавать этот текст в таком виде, с исправлениями и вставками. Император Николай II мог быть автором подобного текста только в том случае, если бы он пытался с его помощью выиграть время и ввести заговорщиков в заблуждение. Но, по всей видимости, царь не имел к этой телеграмме никакого отношения, как и ко всем «документам», вышедшим в Пскове 2–3 марта 1917 г.

Правда, существует версия, пущенная в ход генералом А. И. Деникиным, что эта телеграмма была написана Императором не 2 марта, а уже в Могилёве 3 марта. Генерал А. И. Деникин утверждал, что Государь по своём прибытии в Могилёв после «отречения» сказал М. В. Алексееву: «Я передумал, прошу вас послать эту телеграмму в Петроград». На листе бумаги отчётливым почерком Государя было дано согласие на вступление на престол Цесаревича Алексея. По словам Деникина, Алексеев «унёс телеграмму и… не послал. Было слишком поздно: стране и армии объявили уже два манифеста. Телеграмму эту, „чтоб не смущать умы“, никому не показывал, держал в своём бумажнике, и передал мне в конце мая, оставляя верховное командование. Этот интересный для будущих биографов Николая II документ хранился затем в секретном пакете в генерал-квартирмейстерской части Ставки»^{933}.

Итак, перед нами ещё один первооткрыватель телеграммы царя об отречении — генерал А. И. Деникин. Вслед за полковником В. М. Прониным он утверждает, что именно ему генерал М. В. Алексеев отдал хранившуюся у него царскую телеграмму. Правда, в словах А. И. Деникина, как и в словах В. М. Пронина, много сомнительного. Во-первых, 3 марта ничего ещё не было «поздно», так как никакие манифесты об отречении обнародованы не были. Во-вторых, очень странно, чтобы генерал М. В. Алексеев отдал бы такую важную телеграмму генералу А. И. Деникину, которого остро не любил. Достаточно сказать, что на должность начальника штаба Ставки в марте 1917 г. Деникин был назначен по прямому приказу А. И. Гучкова, вопреки настойчивым возражениям М. В. Алексеева. Деникин, конечно, не поделился с читателем текстом этой телеграммы, также как не поведал ему, куда эта телеграмма делалась после того, как Ставка верховного главнокомандования прекратила своё существование.

Таким образом, телеграмма об отречении превращается в некий призрак. Её иногда видят, даже успевают сфотографировать, запомнить, но каждый раз она бесследно исчезает.