Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II

26 мая 1918 г. в Перми журналист «Свободной России» эсер С. В. Яблонский добился разрешения большевистских властей встретиться со ссыльным Великим Князем Михаилом Александровичем и взять у него интервью. Великий Князь проживал в гостинице «Королевские номера». При встрече присутствовал секретарь Великого Князя Н. Н. Джонсон. Как вспоминал Яблонский, во время беседы Джонсон стал вспоминать события марта 1917 года, и он рассказал о том, при каких обстоятельствах произошёл «окончательный отказ Великого Князя». «После беседы с общественными деятелями, на которых, как известно, одни стояли за отречение от престола, а другие — за принятие власти, было решено, что на другой день все отправятся к военному министру, и там этот вопрос решится окончательно. В Петрограде в это время было уже очень неспокойно, шла перестрелка, поездка представлялась небезопасной, и я отправился вперёд для того, чтобы по возможности устранить эти опасности. К удивлению, я узнал, что ни одно из лиц, которые должны были ехать с Великим Князем, к министру не явились. Великий Князь отправился к министру один, и в результате их беседы было окончательное отречение от престола. […] Михаил Александрович слушал эту речь своего секретаря с ласковой, добродушно-иронической улыбкой»^{1052}.

Если подытожить то, что сообщил С. В. Яблонский, получается, что 3 марта 1917 г. в квартире князя Путятина на Миллионной улице никакого «отказа» от престола Великим Князем подписано не было. Решение об этом было принято 4 марта на встрече Великого Князя Михаила Александровича и А. И. Гучкова, так как военным министром Временного правительства стал именно он. Обстоятельства принятия этого решения нам совершенно неизвестны. Если учесть, что текст «отказа» писал не Великий Князь, а заговорщик В. Д. Набоков, то сам факт этого отказа нужно поставить под сомнение.

«Манифест» об отречении Императора Николая II пропал в Петрограде также таинственно, как и появился. Его «следы» теряются в мутной воде февральской смуты и появляются вновь в Академии наук.

В ГА РФ имеется один любопытный документ. Эта расписка некоего и. о. обер-прокурора I департамента Сената «в приёме им актов об отречении». Написана она небрежной рукой, плохим почерком на клочке бумаги. Вот её текст: «Акты отречения Николая II от 2 марта и Михаила от 3 марта 1917 года мною, и. о. обер-прокурора I департамента Сената Фёдором Ивановичем (фамилия неразборчива. — П. М.), принято на хранение. 31 (месяц неразборчиво, похоже на слово „ноябрь“, чего, однако, не может быть, так как в ноябре 30 дней. — П. М.) 1917 года. г. Петроград»^{1053}.

В своих воспоминаниях, вышедших в США, Ю. В. Ломоносов опубликовал факсимиле манифеста Императора Николая II, который Ломоносов выдавал за подлинник. По подписи Государя внизу текста невооружённым глазом видно, что это фальшивка.

Логика действий организаторов переворота заключалась в последовательном вовлечении военного руководства в свержение монархии. Для этого требования «манифестов» с каждым разом становились более радикальными, причём второе отменяло первое. Сначала требовали Ответственного министерства, затем — отречения в пользу Цесаревича Алексея, затем — в пользу Великого Князя Михаила Александровича. Не вызывает никаких сомнений, что, отправляясь в Псков, А. И. Гучков заранее знал, что манифест в пользу Михаила Александровича вновь окажется «недостаточным».

Особо следует сказать о подписи графа В. Б. Фредерикса, «скрепившего» манифест. Следует отметить, что подпись графа Фредерикса подделывалась на некоторых документах, не относящихся к «манифесту». На допросе ВЧСК на вопрос следователя о подлинности его подписи под запиской военному министру В. А. Сухомлинову граф заявил, что подпись на документе «по сходству похожа на мой почерк. Но чтобы я такую вещь написал, я могу поклясться, что я бы не сделал. Я готов поклясться, что не писал. А сходство есть безусловное»^{1054}.