Потом Ленка Добрякова (она бывалая у нас, на ориентирование уже ходила) говорит:
– Борис Саныч, а первый пост-то, по времени, уже должен быть.
Босан только плечами пожал:
– Ну я ж ему не могу приказать, верно?
– Верно.
Проходит сколько-то минут. Вдруг – сосна!
Босан останавливается. Мы тоже. Под сосной пень двойной – похожий на тот, от которого танцевали. Босан оглядывает его обстоятельно, как Шерлок Холмс, мы – как доктор Ватсон.
– Это надо осмыслить, – говорит Босан и садится на пень. Мы стоим вокруг и смотрим на него точно таким же серьёзным взглядом – осмысливаем.
И тут Босан начинает хохотать. Хохочет, зажмурившись, согнувшись в три погибели, – лягушки замолкают, соловей сбивается с нот, мы стоим вокруг, не знаем, смеяться или плакать.
– Так, – обрывает он самого себя. Взгляд становится сосредоточенным. – Понял, ошибочка вкралась. Бывает. Ну, теперь ускорение потребуется. Девочки, не отставать!
И мы побежали рысью. Босан отдувался, как медведь. Корзунков на каждом шагу чертыхался, наступая босой левой ногой на разнообразные колючки. Ребята взяли отстающих девочек на буксир. Через пятнадцать минут вся наша запыхавшаяся компания стояла перед маленькой незаметной палаткой первого КП.
– Вы вторые, – говорит дежурный.
– Ну что ж, второй – не последний. – Босан вытирает рукой пот со лба.
– А это не вы там ржали на весь лес? – с подозрением спрашивает дежурный.
– Ржали? Да нет, похихикали немного, – смущённо отвечает Босан.
Верик
Бабушка у них с Тимом была отличная. Соседи обращались к ней уважительно – Вера Николаевна, а Женька с Тимом звали просто – Верик.
Верик была могучая, большая, широкая в кости, с очень крупными чертами лица. Она была художницей и к тому же много лет ездила в Хорезмскую археологическую экспедицию, рисовала находки, планы раскопов, склеивала черепки, иногда по совместительству работала поваром. Все стены на даче были увешаны её картинами. На них – Хорезм, древние крепости, барханы. Летом Верик всегда ходила в пёстрых узбекских шароварах и таких же рубашках-размахайках. У неё даже кот был оттуда, из Чарджоу, – дикий пустынный кот Мурза, абсолютно чёрный, с необыкновенно длинной шерстью и огромными жёлтыми глазами.
Женька восхищалась, завидовала и всё время канючила, чтобы Верик взяла её с собой. Верик была тверда и отвечала, что в Хорезм девочек не берут.
Был июнь – начало каникул. Тим тарзанил на большой берёзе, а Женька только что закончила пропалывать цветочную клумбу.
Её опять потянуло в дальний, нижний конец сада, в его самую дикую и заброшенную часть. Там она уже пару раз натыкалась на какие-то таинственные черепки и проржавевшие, полу-рассыпавшиеся куски металла.
«Культурный слой есть почти везде», – вспомнила она слова Верика.
Решено! Она начинает свои раскопки! Никому пока не скажет, даже Тиму.
Пусть себе сидит на своей берёзе.
Женька быстро сбегала в сарай, взяла там лопату полегче и, не откладывая, принялась за дело. Место определила сразу – недалеко от ямы с водой. Земля здесь немного приподнялась, будто вспухла, и что-то подсказывало Женьке, что лучше места для раскопок не найти.
Копать она умела хорошо – Верина школа. Сердце забилось в каком-то сладком предвкушении. Даже если ничего не найдёт… сейчас она точно поняла, что станет археологом!
Так, это что? Тьфу, ботинок… Ну, значит, до культурного слоя ещё пахать и пахать. Верик рассказывала, что раскопочная яма может быть и три метра в глубину. Она воткнула лопату в землю и отдышалась.
Тим перестал раскачиваться на ветке и подозрительно посматривал в её сторону. Она повернулась к нему спиной и продолжила копать.
Верик позвала обедать. В первый раз Женька почти не заметила вкуса еды и не обратила внимания на Пичкина, который принимал свои птичьи ванны в клетке у них над головой. Быстро помыла посуду (это было её обязанностью) и помчалась обратно на СВОЙ(!) раскоп.
Подошёл Тим:
– Клад ищешь?
– Ничего не ищу. Так, «разведка» называется. И вообще, отстань!
После ужина она всё-таки не выдержала и спросила у Верика:
– Верик, а как ты думаешь, у нас здесь можно что-нибудь откопать?
– Маловероятно, – небрежно ответила та.
И вот на второй день – пошло! Начали попадаться находки – глиняные черепки, полуистлевшая кожа… Женька принесла новую малярную кисть, обметала их и складывала в сторонке. Вдруг вспомнила слышанное от Веры экспедиционное словечко «камералка» и представила себе её удивлённое лицо.
Потом нашёлся кусочек расписного фарфора, очень красивый. «Странно!» – мелькнуло у неё в голове. Нет, без Верика тут не обойтись. Она аккуратно сложила все найденные черепки в коробку из-под рассады и медленно, чтоб не растрясти, понесла домой.