Кругосветка

— Ему плисовые штаны, да сапожки с подковками дороже товарищей, — громче всех кричала Маша Цыганочка. — Эх ты, плясун!

Мы увидали, что Батёк вырвал из рук Ушана котелок и размахнулся.

— Бей его, Ушан!..

— Ушан-то его и подговорил… А все ты, — попрекнул Шихобалова Абзац. — Что тебе, жалко? Дал бы ему банку подержать. Не съел бы он твоих золотых рыбок.

Самое страшное

Пароход забирал на середину. Мы увидели, что пристанский матрос, махая метлой (он подметал сходни), согнал мальчишек на берег. Батёк отбивался от Ушана котелком. Потом кинулся бежать в гору. Только мы его и видели.

Ребята примолкли. Я сидел на корме и правил, чтобы лодка не рыскала. Лицом ко мне на средней скамье сидел Алексей Максимович, а по бокам: справа — Вася Шихобалов, зажав меж колен и закрыв ладонями свою банку; слева — Маша Цыганочка. Она перебирала крашеные ложки и постукивала ими, пробуя, не попала ли с трещинкой.

— Смысл событий для всех ясен! — хмурясь, заговорил Алексей Максимович.

— У нас теперь лишние ложки, — заметила Цыганочка.

— Лишняя ложка — для странника, — сказал Пешков. — Мы будем хлебать уху, а мимо идет голодный путник. «Милости просим». А ложка где?

— Значит, можно приглашать?

— Да, но к чему приглашать? — продолжал Пешков. — Спросим себя: зачем ложки, когда нет котелка? Что же, мы воду из Волги ложками хлебать будем? Это первое. Второе и более важное: собираясь в такое далекое путешествие, никто из вас не догадался захватить ложки…

— Мы тоже, Алексей, не захватили.

— Да, никто из нас не захватил ложек. Это легкомысленно.

— Вы на нас надеялись, все бы вам на готовенькое! — сурово проговорил Абзац, лежа на носу, лицом к небу.

— Это не важно. Важно то, что мы потеряли двух товарищей.

— Ушан не в счет! — возразила Маша.

— Надо бы так сделать, — подал запоздалый совет Стенька с той улицы: — Шихобалов дал бы Батьку подержать банку, а сам бы взял котелок. Из-за котелка бы Батёк и остался. И все на месте. А Ушана будем бить, уж будьте уверены: не ходи нашей улицей.

— Допускаю, что Ушан сыграл в этом случае роль провокатора, а провокаторов можно и даже следует бить, — согласился Алексей Максимович. — А Батёк — все-таки изменник! Господи! Нет ничего страшней измены… Изменить товарищам? Это самое страшное

Глава четвертая

Банка не делится

Слова Алексея Максимовича заставили ребят задуматься. Каждый из них по-своему — это было видно по их лицам — оценивал поступок Батька. А поначалу он им показался пустяком.

— Насчет измены — это верно. Да ведь тоже, как винить Батька? Травкин-то его наверняка прогонит, коли он на службу не придет, — говорил, глядя в небо,

Абзац. — И прощай сапожки с медными подковками, штаны с позументом, прощай бархатная безрукавка.

— Он все это врет, никакой у него безрукавки нет, — угрюмо сказал Вася Шихобалов, рассматривая рыбок на просвет.

Пешков покосился на него и спросил:

— Милый, ты, что же, с этой банкой так и будешь сидеть? Не дал Батьку банку подержать — вот мы и без котелка!

— Все купцы жадные! — презрительно прищурясь, сказала Маша.

— А я вот не жадный! — ответил Шихобалов. — Я бы вот сейчас всем поровну разделил, чтобы каждому пришлось всяких цветов: и по красной, и по зеленой, и всяких.

— Делить, делить! — закричали вдруг ребята. Я решил подать свой голос:

— Нельзя делить, ребята, не делится.

— Мне можно дать на одну рыбку меньше, — потупясь и собрав губы сердечком, сказала Маша.

— Все равно не делится без остатка.

— Однако, Преподобный, почему? — спросил Пешков. — Откуда ты знаешь, сколько штук в банке?

— Очень просто. Допустим, поделили, съели…

— Съели! — подтвердили все согласно.

— А банка? Что делать с банкой? В банке-то и есть вся суть… Это и есть основная проблема: кому достанется банка?

— По-моему, банку, когда все съедим, кокнуть, — посоветовал Абзац.

Вася всхлипнул.

— Ага! Вот что! — ехидно молвила Маша. — Он на банку-то и надеялся. А я, может, за банку-то и от рыбок откажусь…

— Всякий откажется.

— Запомним это, — усмехаясь и хмурясь, говорил Пешков. — Я тоже, пожалуй, откажусь от рыбок, но от банки и я не прочь. Признаюсь, руки чешутся отнять…

— Нате подержите, — Вася Шихобалов, глубоко вздохнув, протянул банку Пешкову.

— Отлично! — приняв банку из рук Васи, заметил

Пешков. — А банку, когда будет истреблено содержимое, мы пустим «на счастливого».

— На счастливого!

— Принято единодушно.

Пешков аккуратно уложил банку в мягкое, меж парусом, навернутым на мачту, и бреднем.

Крылья черной клуши

Пароход перевалил Волгу против Жигулевского завода и шел вдоль луговых песков. Солнце совсем затмилось и едва пробивалось сквозь белесую мглу, сплошь затянувшую небо. Ветерок улегся. Волга вдали стала литою, словно замерзший стоячий пруд, захваченный крепким осенним утренником. Свежело. Маша Цыганочка, одетая в легонькое платьице, поеживалась, да и Вася Шихобалов поджимал босые ноги. Пешков сказал:

— Ну-ка, Вася и Маша, встаньте на часик.

Он раскинул полы хламиды, словно черные крылья.

— Садитесь поближе, поплотней — согрейте старичка: опять что-то крыльца заныли.