Ибрагим подпрыгнул, как на шарнирах, держа в одной руке огромную саблю, а в другой — револьвер.
Андре и доктор, прекрасно владевшие оружием, дослали каждый по патрону в стволы своих карабинов, и затворы с глухим стуком встали на боевой взвод.
Неустрашимый гамен тоже заложил патроны в оба ствола.
Раздался залп, за которым последовал душераздирающий крик.
Это один из рабов получил заряд в живот. Страдая от нестерпимой боли, он корчился в луже крови.
Чернокожие стреляли беспорядочно, поскольку были пьяны, и не поразили никого, кроме этого несчастного.
Разъяренный Ибрагим не терял ни минуты.
Ра-Ма-То никак не мог выбраться из кустарника. Выдернуть его за ворот красного одеяния, как гороховый стручок, и поставить на ноги для гиганта не представляло никакого труда.
— Раз убит мой пленник, — громогласно заявил Ибрагим, — ты встанешь на его место.
— Прекрасная идея! — заметил Фрике. — Ты хотел нас съесть, ну, так теперь будешь чистить наши сапоги.
Ошеломленные негры прекратили враждебные действия.
Мгновенно помощник работорговца снял колодку с ног убитого раба и надел ее на Ра-Ма-То, забив крепящий стержень деревянным молотом…
Оказавшись в плену, Ра-Ма-То мигом протрезвел, крупные слезы потекли из его глаз. Он умолял Ибрагима, предлагал своих подданных, жен, колдунов… Унижение делало африканца еще отвратительнее.
— Еще одна династия[100]
сошла со сцены, — философски заметил Фрике.— Нет…— вопил бывший царек на своем языке. — Я не стану рабом… я не буду… я слаб… дайте мне «алугу»… Прошу… заберите моего брата… он сильный… вот он, он крепкий… вон там… возьмите моего брата.
Торговец с презрением пнул Ра-Ма-То, не произнося ни слова, потом подал знак, и вождя племени отвели к прочим пленникам, где его встретили презрительными возгласами и плевками.
Европейцев предупредили: выступаем на следующее утро.
Марш в буквальном смысле слова проходил по коридору из свежих продуктов, достаточных для удовлетворения повседневных нужд каравана.
Ибрагим имел значительные запасы соли, предназначавшиеся для самого широкого обмена.
Этот запас имел огромную ценность в любой точке Экваториальной Африки.
Страсть местных жителей к соли необъяснима. Бывало, женщины отправлялись за пять-шесть лье, таща на себе от восьмидесяти до ста фунтов бананов. Это они отдавали за пригоршню соли, которую съедали прямо так, за один присест, с удовлетворением и радостью на лице.
Другие пригоняли коз, за фунт соли можно было выменять очень крупную козу. Заключение сделок занимало много времени и доводило торгующиеся стороны до изнеможения ради приобретения щепотки соли. Особенным везунчиком считался тот, кто выменивал полтора фунта соли, а то и два.
Трое наших друзей с любопытством наблюдали за происходящим и слышали при самых разнообразных обстоятельствах два имени, навевавших дорогие воспоминания о Париже, самом любимом городе.
«Малеси» и «Компини» — так произносили негры имена, в равной степени уважаемые как в Габоне, так и во Франции. Альфред Марш! Маркиз де Компьень! Два неутомимых француза первыми, испытывая всевозможные тяготы и подвергаясь невероятным опасностям, открыли Верхнее Огове.
Андре встречался с Компьенем и Маршем по завершении той блистательной экспедиции. Помогая доктору Ламперьеру как переводчик, он заодно подолгу расспрашивал туземцев о двух исследователях, чья доброта, храбрость, энергия и великодушие оставили здесь неизгладимый след.
Известие о смерти маркиза де Компьеня вызвало у собеседников недоверие. Однако новость о скором возвращении Марша привела их в восторг.
И поскольку «Малеси» и «Компини» были «фала», то есть французами, к французам эти буйные племена относились с большим почтением.
— Мы тоже «фала», — стал объяснять доктор.
— Нет, вы не «фала», вы покупаете людей. Малеси не покупал людей. Компини тоже…
— Как же так, выходит, мы… мы, французы, покупаем рабов! — Фрике. — Сказанули! Да чернокожие просто кретины… Сами собирались нас слопать через три недели или продать сегодня… по крайней мере те, «бикондо».
— Оставь, матрос, — остановил парижанина доктор, — постараюсь их вразумить.
— Ладно, попробуйте, у вас есть шанс.
На следующее утро до восхода солнца вооруженный отряд двинулся в путь.
Ибрагим, желавший довести дело до конца, несколько минут «беседовал» с первыми лицами племени, чтобы окончательно определить статус[101]
европейцев. Этот негоциант[102] твердо настоял на том, что наши друзья не могут считаться товаром, не могут быть перепроданы, как рабы, не могут быть съеденными. Однако он предлагал за каждого по три фунта соли или девять коз. Предпочтя козам соль, дикари с восторгом приняли предложение торговца.— В конце концов, — произнес Фрике, за которым всегда оставалось последнее слово, — удовлетворить их оказалось нетрудно. Поменять жаркое на приправу — прекрасная сделка… За одного человека три фунта соли, я бы сказал, небольшая цена.