Август в очередной раз пробормотал что-то невнятное, представляя меня. Барон обернулся и взглянул ему в лицо:
– Вы не женаты?! – воскликнул он.
Я испугалась, но, когда Август в крайнем смущении ответил, что нет, Гольбах снова обратился ко мне.
– Вот и славно! – сказал он с широкой улыбкой. – И остерегайтесь брачных уз. Наши священники без зазрения совести заставят вас произнести кучу абсурдных клятв. Но единственный ваш долг – быть счастливыми. Свободно пользуйтесь тем, чем природа так щедро наделила вас для радости. Ну же, проходите.
И, подхватив нас обоих под руки, он двинулся в гостиную.
Мы увидели человек десять. Окна были распахнуты в сад, присутствующие гости разбились на небольшие группы. Некоторые сидели в больших, обитых бархатом креслах, другие предпочитали облокотиться о подоконник или же прислониться к оконной раме. Я отметила, что дамы были изящно одеты, но не выказывали того высокомерного притворства, с которым я сталкивалась в других домах. Было в этих женщинах нечто особенное – если не небрежность, то по меньшей мере свобода, что и придавало их туалетам изысканность и завершенность. Впрочем, это сказывалось и в манерах. Одна из женщин оседлала подлокотник глубокого кресла, другая уселась на низком подоконнике, свесив ноги наружу, изящно повернувшись спиной к присутствующим. Еще одна, постарше, склонившись, гладила огромного бургундского дога. Грязные лапы собаки оставляли на паркете заметные следы – он явно недавно бегал на природе.
У меня возникло ощущение, что мы попали в семью, и я снова ощутила атмосферу вечеров, которые проводила рядом с матерью, когда мои сестры были еще с нами, до нашего отъезда на Камчатку, – время беспечных бесед, исполненных мечтаний и нежности.
Барон представил меня только по имени, при моем появлении раздались приветственные возгласы. Потом он объяснил, что мы с Августом прибыли с Дальнего Востока, откуда сбежали на похищенном корабле. Послышались восхищенные восклицания; нас усадили в кресла, одна из женщин принесла бокалы с шампанским. Потом нас попросили рассказать о путешествии. Когда в саду стемнело, мы перебрались за стол, накрытый в небольшой столовой, на стенах которой были развешены гипсовые барельефы с изображением античных сцен. Беседа продолжалась допоздна. Самым замечательным было не любопытство присутствующих. Повсюду, где бы мы ни появлялись, нас встречало одно и то же нетерпеливое желание узнать подробности нашего странствия. Новым было то, что здесь расспрашивали нас обоих. Обычно Август рассказывал один, и женщинам, жадно ловившим каждое его слово, даже в голову не приходило спросить о чем бы то ни было меня. Мне же ничего не оставалось, кроме как стушеваться. А в доме барона, напротив, я чувствовала себя так же, как здесь, у вас, господин Франклин: я могла спокойно вести рассказ. Подобное положение было для меня непривычным, да и мой французский был еще так далек от совершенства, что я смутилась. Потом мало-помалу освоилась. Женщинам не терпелось узнать, что я перечувствовала за время путешествия. Август странно на меня поглядывал: думаю, в тот вечер он узнал кое-что новое, о чем я никогда ему не говорила…
Чуть позже, совершенно освоившись, Август решился задать вопрос о своем воспитателе.
– Башле! – воскликнул Гольбах. – Вот уж о ком я давно не вспоминал! А ведь мы часто виделись во времена нашей молодости. Он постоянно якшался с маленьким аббатом, которому я никогда особо не доверял, – с этим надутым Кондильяком. Стало быть, вы знали Башле?
Август рассказал, какую роль тот сыграл в его детстве и как постыдно закончилось пребывание учителя в замке отца.
– Бедняга Башле. Он был отчасти похож на Жан-Жака: неуравновешенный резонер, кастрированный религией и оттого не помышлявший о радостях жизни.
– Скажите, где я могу его найти? Для меня было бы великой радостью снова его повидать.
– Как! – воскликнул Гольбах, невольно отпустив просторечное немецкое словцо. – Вы не знаете, что он умер?
– Нет, я не знал.
Август пытался выглядеть достойно, но я видела, что он потрясен.
– Умер, точно умер, – мрачно повторил барон. – И самым глупым образом, если только в данном случае вообще можно говорить об уме.
– Как именно?
– Замерз насмерть, переходя через Альпы. Эти сволочи кюре ловят легкую добычу в тех ледяных краях. Они основали приют на перевале Гран-Сен-Бернар. Там пролегает оживленный путь, который часто выбирают те, кто хочет добраться до Франции из Италии или еще более дальних стран. В ненастную погоду многие бедолаги из-за шквального ветра так и застревают во льдах. Монахи помогают им, когда могут, – лишнее доказательство, что при некотором старании даже из этих паразитов можно извлечь какую-то пользу…
Гольбах засмеялся своей шутке, но, увидев, что Август не расположен веселиться, опять посерьезнел.
– Увы, нередко они находят этих несчастных слишком поздно. Так случилось и с Башле.
– Как вы об этом узнали?