После шести месяцев приятного, безмятежного плаванья наше судно подошло к берегам Франции. Мы бросили якорь у острова Груа, а оттуда нас препроводили в Порт-Луи, чтобы мы могли там высадиться.
Возвращение на твердую землю вызвало у меня дурноту и неожиданную слабость. Была самая середина июля. Солнце расцветило берега роскошными тонами. Ланды зеленели, и под ослепительно-синим небом облицованные гранитом дома с черепичными крышами в окружении розовых гортензий и тамариска выглядели восхитительно приветливыми. Глаза Августа туманились от слез радости. Я хотела бы разделить с ним это ликование, но мрачное настроение окрашивало для меня все вокруг в цвета сибирской зимы. Я дрожала, несмотря на теплый воздух и ласковое солнце. Все напряжение путешествия нахлынуло на меня в тот момент, когда должно было бы отпустить навсегда. Я очень похудела и ослабла из-за того, что на протяжении всей поездки у меня совсем не было аппетита, хотя капитан «Дофина» постоянно приглашал нас в свою личную кают-кампанию. Мне было одиноко. На несколько дней мы устроились в апартаментах, которые предоставил нам королевский наместник в Порт-Луи. К великому счастью, места было достаточно, и нам не пришлось вновь ютиться вместе со всеми остальными. Август очень старался, чтобы я ни в чем не знала нужды. Он нанял горничную-бретонку мне в помощь. По вечерам он сидел рядом со мной у окна, настежь распахнутого в липовую аллею. Он обнимал меня, брал за руку, расстраивался, видя охватившую меня апатию. Без сомнения, он объяснял мое недомогание какими-то неведомыми женскими хворями. Я чувствовала, что ему не терпится где-то обустроиться и предложить мне жизнь законной супруги. В действительности он просто не понимал глубины той пропасти, которую я преодолела без надежды на возвращение, когда предала моего так называемого отца и покинула острог, чтобы присоединиться к мятежникам. Он продолжал вести себя со мной как покровитель и защитник. Когда я задавала вопросы о готовящихся переговорах с французами или о наших дальнейших планах, он отвечал, что мне следует отдыхать и не думать ни о чем другом. На деле же держал эти сведения при себе. Я пребывала в большом смятении и чувствовала себя очень несчастной, однако была более чем когда-либо влюблена в Августа и приходила в отчаяние оттого, что он меня не понимает.
Рядом со мной не было никого, кто мог бы помочь мне советом и поддержкой. Положение осложнялось и тем, что мы попали в совершенно новый мир, в Европу, о которой я ничего не знала. У меня не было примеров для сравнения. Единственной знакомой мне супружеской четой оставались мои родители. Мне предстояло научиться всему, начиная с умения одеваться. Я понимала, что мое платье замарашки не подходит для жизни в городах, где мы поселимся, но не представляла, чем его заменить. В Большерецке меня все еще одевали как ребенка, а свои воланы и бантики я сразу сменила на костюм юнги.
Мне предстояло постичь эту науку прежде, чем я выскажу Августу свои желания и, возможно, и прежде, чем до конца осознаю их сама.
По пути в столицу мы остановились в Ренне. Я по-прежнему пряталась у себя в комнате, но внимательно наблюдала за всем, что меня окружало. Я разглядывала туалеты женщин, и меня охватывало двойственное чувство восхищения и ужаса. Их красота казалась мне фантастической. В Сибири высокие чины прикладывали немало стараний, пытаясь устроить пышные праздники, во время которых их жены состязались в элегантности. Огонь свечей переливался в зеркалах и позолоте – в таком обрамлении платья казались роскошными. Но как же они отличались от той подлинной элегантности, которую я открыла для себя во Франции! Она позволяла даме, выходящей без лишних приготовлений из дома в разгар дня и делающей несколько шагов по грязному тротуару, чтобы сесть в экипаж, блеснуть грациозностью, шармом и шиком, которыми она была обязана исключительно своему искусству, а не одежде и украшениям. Я приходила в отчаяние, думая, что никогда не сумею достичь подобного мастерства, начав учиться так поздно и не имея опытного наставника.
После очередной отлучки Август преподнес мне платье из бежевой тафты с корсажем и пышными юбками, которое раздобыл в городе, – возможно, от него отказалась заказчица, а портной оставил его у себя, не сумев найти другого покупателя. И все же это был прогресс, потому что Август выбрал этот наряд специально для меня, и я поблагодарила его за проявленное внимание. Платье подогнали по фигуре, и оно прекрасно село. Надев его, я осторожно подошла к зеркалу. Осмелившись наконец поднять глаза на свое отражение, я прежде всего увидела, чего мне не хватает для истинной элегантности. И прическа, и умение пользоваться пудрой, белилами и румянами, а также туфли, и, главное, мои манеры не шли ни в какое сравнение с тем, что я подметила у прекрасных женщин, виденных мною в городе.