Я почти ревновал. Ведь с мужчинами куда труднее добиться подобной близости. С вождями племен я встречался только на торжественных собраниях, где мы обсуждали заключенные договора. Речь всегда шла о войне и мире. Искренность – необходимое топливо для дружбы – была последним, что каждый из нас мог себе позволить. Во время таких переговоров мы прибегали скорее к хитрости, лжи, интуитивным уловкам. Туземцы называли такие собрания «кабарра», и заканчивались они всегда обильными возлияниями. И если, находясь в группе, туземные вожди вели себя недоверчиво, а иногда враждебно и уж в любом случае неприступно, то, когда я с ними встречался в частном порядке, они, как правило, были намного покладистей.
Мало-помалу с некоторыми из них и у меня завязалась настоящая дружба. Так случилось, например, с вождем по имени Рауль, принадлежавшим к группе сафиробеев, которые на тот момент были нашими главными врагами. Рауль всегда отличался большей сговорчивостью. Это был великий воин и человек исключительного благородства. Ему присвоили титул рохандриана[48]
. Когда он говорил со мной, у него был прямой взгляд и широкая улыбка, свидетельствующая об искренности и доброте, и он ни разу не дал мне повода в этом усомниться.Мне удалось завязать личные отношения и в других племенах, а именно среди мулатов, полукровок от браков с белыми. К счастью, я сумел войти в доверие к вождю Сансе, потомку пирата по имени Зан, чьи суждения отличались сравнительной независимостью от позиции других племен.
А главное, мои связи с самбаривами стали более тесными благодаря взаимопониманию, которого удалось достичь между мною и их правителем по имени Раффангур.
По мере того как наши разведывательные походы распространялись на всю территорию острова, дела у туземцев шли все труднее. Мы одновременно вели войну и устраивали кабарры, защищались и заключали мирные договоры. Но мало-помалу изначально смутная ситуация начала проясняться. Наш опорный пункт на юго-западе теперь представлял собой надежный оплот благодаря крепкому союзу с самбаривами. Разгром, а затем и разделение сафиробеев избавили нас от самой непосредственной угрозы. На западе, ближе к Фулпуанту, союз с королем Хиави требовал от нас больших усилий, поскольку у него были напряженные отношения с соседями. Нам пришлось несколько раз удерживать его, чтобы он не воспользовался нашей поддержкой для истребления граничащих с ним племен. На северной оконечности острова мы наладили прочные связи с вождем Ламбуином, который без колебаний выделял нам рабочую силу для строительства и военные отряды для сражений на нашей стороне.
Итак, главная опасность сосредоточилась в самом сердце нагорья и западнее, вплоть до побережья, находившегося под влиянием арабских торговцев. Как я уже говорил, эти районы находились под властью могущественного племени секлавов. Неизбежно рано или поздно должна была вспыхнуть большая война, в которой нам предстояло с ними столкнуться. А пока что все наши усилия были направлены на те народности, которые отныне являлись нашими союзниками: привязав их к себе, мы обретали уверенность, что, когда пробьет час, они не пойдут против нас.
Вот так я сменил, сам того не заметив, политику разделения и разрушения на более позитивный подход, ставящий во главу угла объединение.
Однажды Афанасия обратила на это мое внимание. Глядя издалека, она следила за военными действиями. Я знал, что она мучилась, понимая, что мы принесли на эту землю подкуп и войну. В то же время она видела, с чего мы начинали и на что нас обрекли своими происками правители Французского острова. Как и я, она была вынуждена спать в первые ночи прямо на каменистой земле, без крыши над головой, которая укрыла бы нас от ветра и дождя. Она переживала вместе с нами внезапные сигналы тревоги, когда мы самостоятельно, без всякой защиты, должны были отражать нападения туземцев. Ее сжигала та же лихорадка, которая вынудила нас двинуться вглубь страны. А потому она знала, что мы сражаемся, находясь в безвыходном положении. Как бы она ни критиковала наши методы, она понимала, что они продиктованы жгучей необходимостью, и если бы мы не прибегли к ним, то были бы уже мертвы. Вот почему она молча наблюдала.
Что не помешало ей радоваться, когда тиски немного разжались и мы смогли вести более созидательную политику.
Однако сплотить туземцев оказалось делом нелегким. Остров знавал времена единения, но с момента убийства последнего великого короля, которого называли «ампанскабе», племена постоянно воевали друг с другом.
Одно событие, которое произошло вскоре после нашего прибытия на остров и о котором я не стал рассказывать Афанасии, могло помочь мне объединить мальгашей.
Все началось неожиданно. С нами была одна старая женщина, которую когда-то взяли в плен и продали иностранцам. Я решил увезти ее с Французского острова на родную землю вместе с другими рабами и дать им всем свободу.