Круговая порука

– Дорогие сограждане, все вы знаете, что несколько дней назад произошло вопиющее событие, нечто ужасающее и подлое. Я не стану долго задерживаться на личности преступника. Я беседовал с ним. Это ничтожный жалкий человек, погрязший в болоте махрового индивидуализма и неспособный возвыситься до общей идеи. Конечно, это не снимает с него ответственности, и относительно его дальнейшей судьбы все предельно ясно. В ближайшие дни он понесет заслуженное и неизбежное наказание. Скоро вы обо всем узнаете. Но то, что среди нас оказалось возможным появление человека, готового пойти на подобное предательство, указывает и на нашу с вами вину, вину всего общества. Это говорит о том, что мы сами были недостаточно чутки и внимательны друг к другу, слишком рано уверовали в наступившее благополучие и потеряли бдительность. Народ допустил ошибку и должен ее искупить. Сегодня у нас, безусловно, один из самых значительных, но и самых печальных дней в истории города, который, надеюсь, послужит незабываемым уроком не только современникам, но и всем будущим поколениям. Мы прощаемся с тремя достойнейшими гражданами, которым выпала великая миссия стать священной жертвой на алтаре искупления наших общих грехов. Они не просто уходят от нас, они уходят в вечность и обретают бессмертие. Я уверен, что их уход оставит неизгладимый след в наших сердцах и станет тем самым покаянием, которое подведет окончательную черту темному прошлому и устремит нас вперед, к светлой и здоровой жизни.

Не стану подробно описывать весь обряд. Это заняло бы слишком много места. Отмечу лишь основные моменты. После произнесенной речи на сцену медленно вышли избранники, определенные слепым жребием. Они были облачены в белоснежные атласные мантии и выглядели очень эффектно. Градоначальник встал перед ними на колено и у каждого по очереди поцеловал подол. Затем появились рыдающие родственники, прощание которых с уходящими должно было подчеркнуть не только боль невосполнимой утраты, но и грандиозность приносимой жертвы. Не знаю, было ли это следствием гипноза, или влиянием психотропных средств, но вели себя избранники очень достойно, сохраняя абсолютное спокойствие во время всей процедуры. Они не произнесли ни слова, но их миссия и не подразумевала речей. Их задачей было поддержание атмосферы торжественного величия, а с этим они блестяще справились. Потом пришла очередь церкви. Сам патриарх прочитал над ними молитву и вознес хвалу Господу. Оркестр, располагавшийся на заднем плане, заиграл Реквием Моцарта. В центре сцены была возведена высокая лестница, порядка тридцати ступеней, уходящая вдаль. Избранники стали медленно подниматься по ней вверх. Заканчивалась лестница небольшой площадкой, на которой они остановились и, повернувшись лицом к собравшимся, застыли неподвижно на несколько минут. Время обряда было подобрано с такой точностью, что именно в этот момент прямо над их головами ярко светило солнце. Потом они снова повернулись и стали спускаться вниз, по лестнице, находящейся с другой стороны площадки и невидимой зрителям. Создавалось впечатление, что они погружаются в огненное море. Звучала Лакримоза. Все присутствующие плакали. Должен признаться, что и у меня из глаз потекли слезы. Трогательные сцены всегда вызывали подобный эффект. Мне было жаль этих людей, но своей вины перед ними я не признавал и не чувствовал. Не знаю, зачем градоначальнику понадобилось мое присутствие на проведении обряда. Наверное, он хотел, чтобы я досыта наелся той кашей, которую заварил. Ну что ж, это дало мне несколько лишних дней.

На следующее утро меня вызвали в суд. Зная градоначальника, я предполагал, что он будет представлять собой нечто пафосное и торжественное, с обилием публики и журналистов. Но все оказалось гораздо проще и приземленней. Суд был назначен в небольшом тюремном зале в закрытом формате, без лишних людей и как-то очень буднично. Да и продолжался он всего несколько минут. Судья зачитал состав моего преступления и отметил, что согласно указу о чрезвычайном положении, за подобные проступки полагается высшая мера наказания. Он признался, что судейской коллегии пришлось долго ломать голову, какую именно высшую меру следует применить в моем случае. В результате они единогласно пришли к довольно парадоксальному решению:

– Мы вас отпускаем, – провозгласил судья.

– То есть как? – удивился я.

– Дело в том, что вы никому не опасны, кроме самого себя. Ни власти. Ни народу. Ваши действия настолько бессмысленны и нелепы, что не могут служить даже примером для подражания. Вы свободны. Оставайтесь наедине со своей совестью. И живите дальше, если сможете.

– И вы меня никак не накажете?

– Нет. Мы вас наказывать не будем. Но я думаю, что вы предпочли бы любое, даже самое суровое наказание от нас, чем то, что вас ожидает.

– В каком смысле?

– Скоро вы все узнаете. Идите.