Круговой перекресток

Время летело, мир изменялся вокруг нас, мы изменялись в нем, но рассматривали изменения через призму своих желаний, страстей и стремлений. Нам, невыездным, отчаянно хотелось увидеть землю во всей красе и многообразии. Но еще больше волновали перемены в собственном теле, когда «поперли» грудь и бедра, потянулись ноги, голос сделался низким и глубоким. Меня эти изменения волновали, раздражали и радовали одновременно. Необходимость носить дурацкий бюстгальтер в мелкий цветочек доводила до бешенства. Он мне мешал, было тесно, душно, приходя из школы, я стаскивала ненавистный предмет и швыряла на кровать. Немного смирилась, лишь когда мама за сумасшедшие деньги приобрела настоящее французское чудо – голубое в оборочках, но после школы я упорно продолжала дышать свободной грудью. К счастью, она не очень выросла и стала упругой, словно под кожу закачали наполнитель для мягких игрушек. Как-то с наступлением месячных мама выбрала момент, села рядом со мной и рассказала, что я становлюсь взрослой, объяснила про отношения между мужчинами и женщинами. Вообще-то она не открыла Америку – беседы «про это» частенько велись между девчонками, а Верка, имевшая старших брата и сестру, выведала у них интересные подробности и передала нам, сопроводив рассказ красочными рисунками на огрызке тетрадного листа.

Но Веркины байки – одно, а беседа с мамой – совсем другое. Разумеется, мама не стала ничего рисовать, поведала мне про особенности женского строения, цикл, овуляцию и беременность. Сказала, что интимные отношения между мужчиной и женщиной – неотъемлемая часть взрослой жизни, но именно на женщине лежит двойная ответственность за происходящее, поскольку она будущая мать, а ребенок должен появляться на свет желанным, от любимого мужчины. Потом, помолчав, добавила:

– Ты вырастешь, и многие юноши будут говорить тебе о любви, но ты должна знать, что иногда мужчины и женщины понимают любовь по-разному. Часто для девушки «я тебя люблю» означает – «я хочу прожить с тобой жизнь и родить детей», а для юноши – «я хочу провести с тобой эту ночь».

Я примолкла от груза свалившегося знания, а потом поделилась сведениями с Дашкой. Подруга не без сожаления сказала, что ее мама никогда не разговаривает на подобные темы.

Девчонки нашего класса старались всячески подчеркнуть новые формы. Расстегивали пуговки на блузках, укорачивали юбки. Наносили неумелый макияж маминой косметикой, отчего полудетские личики становились карикатурными, сооружали начесы на головах, щедро заливали торчащие копны лаком для волос. Директор школы, строгий по жилой дядька, всего этого сильно не одобрял, отправлял девчонок умываться, на собраниях стыдил родителей, но это не имело большого эффекта. Рулила смазливая грудастая Валька, чей отец ходил в загранку и привозил модные дутые сапожки, колготки с офигительным рисунком и эффектную бижутерию. Валька красила темные волосы светлыми перьями, надевала под синий форменный пиджак полупрозрачные блузки с глубоким декольте и имела поклонников даже в старших классах. Нам с Дашкой все это казалось глупым и ненужным. А страдания по одноклассникам смешными.

– Вы еще просто маленькие, – оскорблялись повзрослевшие одноклассницы.

– Ну и пусть, – отвечали мы. – Лучше быть маленькими девочками, чем глупыми раскрашенными куклами.

Мы с Дашкой игнорировали вечеринки с игрой в бутылочку и школьные «огоньки», перетекавшие в танцы с обжиманиями, продолжали ходить вдвоем с книжками под мышками, гладкими прическами и без макияжа.

Но, оставшись одна, я раздевалась и долго вертелась перед зеркалом. Отражение меня не радовало. Со своим бледным заостренным длинноносым лицом и серо-зелеными глазами-блюдцами, горящими, как у голодной кошки, я еще как-то примирилась, но вот тело казалось худым и нескладным – костлявые узкие плечи, ноги как длинные палки, грудь с ку лачок, талия тонюсенькая по сравнению с бедрами, вечно приходилось ушивать купленные брюки и юбки. Волосы непонятного светло-серого цвета отросли и стали завиваться на концах, что мне даже понравилось, я решила больше коротко не стричься, отрастить подлиннее и посмотреть, что будет. Может, еще и покраситься, стать брюнеткой, как Дашка? Или лучше золотистой блондинкой, как актриса из модной французской мелодрамы.

В порыве самосовершенствования я зарулила в парикмахерскую, уселась в кресло и объявила о своем намерении. Реакция полной, крашенной затейливыми перьями парикмахерши оказалась неожиданной.

– Ты чё, с ума сошла? – воскликнула она. – Такой цвет портить! Это ж жемчужный блонд, один на миллион попадается! Во дает, девоньки, гляньте!

К моему креслу подтянулись другая салонная мастерица и посетительница в бигуди.

– Краситься хочет, а? – гневно потрясла руками над моей головой парикмахерша, будто я просила отрезать мне голову.

– А у тебя свои? – поинтересовалась дама в бигуди с соседнего кресла.

– Свои, конечно, – ответила за меня парикмахерша, – она ж малявка.