Круговой перекресток

Это был неожиданный ход. Я даже не нашлась сразу что ответить. Наверное, испугался, что я пожалуюсь маме, она – тете Ренате, а та, в свою очередь, даст ему по шее. Будто я ребенок – взрослым ябедничать. Сама как-нибудь разберусь.

– Очень смешно, – фыркнула я. – Сам ты вроде вырос, а мозг остался в зачаточном состоянии. Весь юмор ниже пояса.

– Да ладно тебе… – буркнул Марат. – Вишни хочешь?

– Нет, спасибо. Кушай сам.

Тут я вдруг припомнила мамины слова о страшной силе улыбки и растянула рот до ушей. Не знаю, какой в тот момент у меня был оскал, но противник озадаченно захлопал ресницами, надо сказать, длинными и пушистыми, попытался тоже улыбнуться, но как-то жалко и криво, и посторонился. Я шла, и мне все чудилось, что Марат сверлит взглядом, но я не стала оборачиваться, чтобы проверить.

Передохнув с дороги, мы с мамой пошли на море. За год ничего не изменилось на знакомом пляже. Те же жесткие деревянные лежаки под массивным навесом. Тот же пирс, выцветший спасательный круг на столбе. Детвора, гоняющая мяч. Почему-то я не торопилась к ним присоединиться. Подошла к воде, всмотрелась в мутноватые волны, несущие на берег щепки, конфетные обертки и студенистые тельца медуз. Вроде все было по-прежнему, но что-то неуловимо изменилось.

Мама немного отплыла от берега и махала мне рукой. Прежде я с восторженным визгом плюхалась в воду и наслаждалась теплыми солеными брызгами на лице. Но сейчас почему-то медлила. Вода казалась грязноватой, медузы вызывали дрожь отвращения. Усилием воли я заставила себя войти в море, отплыла от берега, на глубине вода была чище. Выйдя из воды, отжала отросшие мокрые волосы, подставила лицо солнцу и закрыла глаза.

– Красотка! – донесся до слуха игривый баритон.

Я открыла глаза и с любопытством огляделась, никакой особенной красоты не приметила и снова приготовилась загорать, как вдруг поймала заинтересованный взгляд взрослого мужчины, сидевшего неподалеку. Он подмигнул и осведомился, как меня зовут. Меня вдруг бросило в жар и холод одновременно. Взгляд незнакомца волновал, пугал, будоражил, вызывал одновременно восторг и негодование. Улыбка ярких тонких губ будила странные ощущения. Хотелось завернуться в огромное полотенце, чтобы скрыться от горящих глаз, рассматривавших меня с бесстыдным откровением. И… одновременно не хотелось… Хотелось остаться на месте, слушать пошловатые комплименты, ловить обжигающие взгляды и упиваться неизведанной прежде властью – властью женщины над мужчиной. Незнакомец поднялся и сделал шаг мне навстречу. Я моментально опомнилась и быстро убежала под навес, где мама общалась с пожилой дамой, обремененной тремя подбородками и парой ноющих внуков. Незнакомец полуобернулся, встретился со мной взглядом и подмигнул. Я насупила брови, достала прихваченный на пляж журнал «Юность» и скрыла за ним румянец.

Вечером в нашей хатке меня ожидал еще один сюрприз. Раздался робкий стук в дверь. На пороге появился Марат – причесанный, в чистой футболке и шортах, с миской вишни в руках. Смущенно запинаясь, пробормотал, что тетя Рената хочет нас угостить. Мама всплеснула ладошами, принялась горячо благодарить, совать Марату московское печенье, он отнекивался, поглядывая в мою сторону. Я ограничилась кратким «спасибо» и снова уткнулась в журнал.

Марат ушел, вишня осталась, весь вечер мы с мамой плевали косточки на клочок газетки.

– Мне кажется, ты ему понравилась, – улыбнулась мама.

– А мне кажется, мир сошел с ума, – буркнула я, погружаясь в сложные сюжетные перипетии.

Так необычно и странно началось лето. Вначале я робела и ежилась под откровенными взглядами курортных ловеласов, помимо воли опускала ресницы, словно это могло сделать меня незаметной. Так малыши прячут лица в ладошки в полной уверенности, что это делает их невидимками. Вскоре поняла, что лучшая защита – нападение, и стала учиться держать удар – смотреть в ответ пристально, улыбаться дерзко, в тридцать два зуба, парировать колкостями пошлые шутки. А к концу второй курортной недели приобрела стойкий иммунитет к жарким взглядам пляжных мачо. Это была новая, захватывающая, взрослая игра. Мама пыталась реагировать на происходящее, рассказывала истории про рано повзрослевших, но не успевших поумнеть девочек и про последовавшие за этим проблемы. Я внимательно слушала и обещала не быть дурой.

Иногда в саду сталкивалась с Маратом. Он больше не пытался меня обидеть, напротив, был предельно корректен и как-то заискивающе мил. Угощал сочными персиками, терпким виноградом, смотрел так, что мне начинало казаться, будто я хожу голышом, и я торопилась улизнуть. Однажды придержал меня за руку и спросил, почему я все время от него убегаю.

– Неправда, – пробормотала я с колотящимся сердцем, избегая его взгляда.

– Мы же помирились. Да? – Он все еще придерживал мои пальцы. Его ладонь не была потной, как некогда Кузина, но все-таки была слишком горячей для дружеского рукопожатия.

Я отдернула руку, словно обожглась о раскаленную сковородку.

– Может, сходим в кино? – все еще преграждал мне дорогу Марат.